Продолжу начатый вчера разговор о романе Кочетова «Молодость с нами».
Первая половина 50-ых годов XX века — это, как уже сказано, переломное время в советской истории. Если «дети Застоя» вынуждены были иметь дело со сложившимся порядком, направление общественного движения в котором определилось, и мало что могли изменить, — то предвоенное поколение и «дети войны» жили и действовали как раз тогда, когда для возникновения «застойно-перестроечного» порядка только создавались предпосылки. От личных усилий каждого советского человека, даже самого «простого», тогда зависело очень многое, личный вклад каждого мог оказаться решающим и, слегка изменив общее соотношение сил, придать движению общества совсем иное направление. И если, повторю, судить по последствиям (которые у всех перед глазами), — то можно заключить, что в обсуждаемом романе Кочетова достаточно точно указаны те причины, по которым итоговое соотношение сил в тогдашнем советском обществе оказалось именно таким, каким оказалось, направившим советское общество по «Застойному» пути прямиком к «Перестройке».
О Павле Петровиче Колосове, типичном представителе здоровых сил предвоенного поколения (по крайней мере, интеллигентной части этих сил), сказано, думается, уже достаточно. Теперь самое время взглянуть на его детей, — типичных «детей войны». В фильме «Молодость с нами» у Павла Петровича только один ребёнок, — дочь Оля (по крайней мере, другие, если и есть, не упоминаются); в книге же их было два, у Оли был брат Костя. В большую жизнь они пошли разными дорогами: Оля, окончив вуз, поступила в аспирантуру, — а Костя, под влиянием брата матери (того самого Василия Бородина, который вытирал слезы Колосову-старшему после того, как нездоровые силы организовали его исключение из партии), пошёл в пограничное училище и, в конце концов, оказался на том участке советской границы, который отделяет Советский Союз от государства, герб которого представляет собой «щит с лохматым зверем, который был вооружен кривой секирой»; единственном участке советской границы, где территория РСФСР («первой среди равных» советских республик) вплотную, по суше, соприкасалась с территорией государства, состоящего в военном блоке НАТО. В дальнейшем Оля бросит аспирантуру (осознав, что не следует писать диссертации методом выписывания цитат из книг, написанных другими людьми, не опираясь на собственный исследовательский опыт), пойдёт преподавать историю в школе и выйдет замуж за рабочего Виктора Журавлева (подозрительно похожего на Алексея Журбина из «Журбиных», — не путать с Алексеем Журбиным из фильма «Большая семья», - при том, что Оля Колосова на Катю Травникову, возлюбленную Алексея Журбина, не похожа совсем), — а Костя, став офицером пограничной службы, героически погибнет при попытке задержать нарушителя границы (который так и не будет пойман, но и уйти живым ему советские пограничники не позволят).
Хотя Оля Колосова — одна из главных героинь романа, а Костя — можно сказать второстепенный герой, он заслуживает гораздо большего внимания, чем она. Прежде всего — потому, что Оля (на мой взгляд, во всяком случае) раскрыта полностью, о ней в книге всё сказано прямым текстом, остаётся только прочесть и понять. По многим признакам Оля - ещё более мерзкий человек, чем её отец; об этом Кочетов прямо говорит уже в первой главе:
«Конечно, мама всегда оставалась мамой — самой любимой и самой родной, но обнаруживалось это почему-то только тогда, когда Оля заболевала и мама превращалась в сиделку возле ее постели, ставила на горло компрессы, записывала три раза в день температуру в тетрадку, в ночном полумраке подносила к сухим Олиным губам кружку с клюквенным морсом.
Оля болела редко, а здоровая она считала, что мама существует для удобств ее, Олиной, жизни. Маме уже ничего не нужно, маме уже сорок лет, зачем маме такие туфли и платья, зачем маме в театр, — это ей, Оле, нужны наряды и развлечения, это ей нужен театр, потому что у нее, у Оли, молодость и вся жизнь впереди
(...)
У Оли, бывало, собирались товарищи по институту. Оля перед этим ластилась к маме — мама готовила, пекла, жарила; мама хлопотала, как будто бы это к ней, к маме, придут гости, а не к Оле; мама красиво накрывала стол. И тогда Оля всячески старалась выпроводить из дому и маму и отца: они ей мешали. Оля видела по маминым глазам, что маме хотелось бы остаться в молодой компании, потанцевать, спеть. Разве фигурой, жизнерадостностью и даже вот этим милым лицом маму так уж легко было различить среди Олиных подруг?
Но Оля была жестока, она старалась не видеть маминых глаз», —
и, в дальнейшем, с помощью мелких штрихов и крупных мазков, показывает развитие характера этой инфантильной эгоистки. Однако у неё есть одно качество, которого напрочь лишён её «правильный» отец: Ольга самокритична. Она может не только прямо, вслух сказать о себе: «У меня плохой характер», — но и осознать свою ошибку, самостоятельноисправить её (что проявилось в том же уходе из аспирантуры, под влиянием жизненного урока, полученного при посещении археологических раскопок в Новгороде). Она способна любить, способна сопереживать другим (пользуется она этими своими способностями не всегда, но это уже другой вопрос), — и, главное, она искренне стремится стать лучше, вырасти над собой.
Для сравнения, вот как относится к своим ошибкам отец Оли: «И если уж Макаров, Федя Макаров, стал на него кричать и обвинять его то в одной, то в другой ошибке, значит деваться больше некуда, надо сидеть дома подобно медведю в берлоге (...) Павел Петрович лежал и размышлял о всей своей жизни, которая привела его в этот вагон. Через что только не пришлось пройти, чего только не было на пути — каких препятствий, каких ударов и потрясений, каких тяжких утрат! Да, он шел через все. Да, иной раз поступал, может быть, и грубовато и неуклюже. Но делал он это не из личной корысти, а только для нее, для нее, для партии». Пояснения тут, мне кажется, излишни, и на этом рассуждения об Оле Колосовой я позволю себе закончить.
С Костей Колосовым всё совсем не так просто. И чтобы Вы, товарищ Читатель, смогли получше понять мои мысли об этом персонаже, — давайте-ка помечтаем. В конце концов, речь идёт о вымышленной вселенной, придуманном Кочетовым хронотопе. И давайте-ка представим, что развитие этой вымышленной вселенной пойдёт несколько не так, как пошло развитие действительного Советского Союза, послужившего для этого выдуманного «хронотопа» жизненной основой. Не так, — а ровно так, как дальнейшее развитие СССР виделось если не всем, то очень многим советским людям первой половины 50-ых, включая и самого писателя; представим, короче говоря, что в этой вымышленной вселенной к 1980 году построят-таки полный коммунизм... и не только в Советском Союзе, а во всём мире. В конце концов, это Колосов во время XIX съезда ВКП(б) считал ворон на кремлевских башнях, а партийное руководство-то делом занималось:
«С волнением слушал Павел Петрович заключающую съезд речь Ворошилова и смотрел на него с нежностью. Климент Ефремович был героем его детства и юности. «Ведь с нами Ворошилов, первый красный офицер! Сумеем кровь пролить за эс-эс-эс и эр!» — так, кажется, певали в пионерскую бытность?
— История возложила на партию великую, благородную миссию — обеспечить построение коммунистического общества в нашей стране и тем самым проложить путь к коммунизму для всего человечества, об этом говорил товарищ Ворошилов.
Он говорил:
— Разрешите заявить с этой высокой трибуны, что наша партия до концавыполнит свою историческую миссию»
Вот и представим, что всё человечество во вселенной «Журбиных» придётк коммунизму за сравнительно короткий по историческим меркам, обозримый промежуток времени. Тогда не будет классов, не будет государств, не будет постоянных армий, не будет государственных границ.
И теперь, предполагая, что такой путь развития для вселенной «Журбиных»безальтернативен, — взглянем на короткую, но яркую жизнь Кости Колосова:
«Костя Колосов, лейтенант пограничных войск, служит на границе совсем недавно, с осени. За четыре с лишним месяца еще не было случая, чтобы границу на их участке перешел человек. Но у Кости уже родилось и с каждым днем крепло то чувство, которое комендант участка подполковник Сагайдачный называет чувством границы, когда ты в любую минуту суток, даже во сне, ждешь, что вот на границе появится чужой, и тогда ты во что бы то ни стало, любой ценой, вплоть до цены своей жизни, должен его задержать
(...)
— Кто хлебнул нашей жизни, — говорил как-то капитан Изотов, который в пограничных частях прослужил уже четырнадцать лет, начав рядовым солдатом, — тот навеки пограничник. Вот возьми меня, товарищ Колосов. Поеду, бывает, в отпуск, на родину, к родителям, и не удержусь — хоть на неделю, хоть на пять дней, да раньше срока еду на границу. И в отпуске-то ходишь сам не свой. С первой ночи берут тебя думки: а как-то там сейчас, на заставе, что ребята делают, спокойно ли?
(...)
Костя был далек от той жизни, какой люди жили вдали от границы, он жил иной, особой, им непонятной жизнью, их распри ему казались мелкими и ненужными, пустыми в сравнении с тем, что заботило пограничников
(...)
Павлу Петровичу показали узенькую, застеленную серым одеялом коечку в казарме, над нею был Костин портрет в траурной рамке. Костя остался навечно на своей заставе. Сколько бы лет ни существовали пограничные войска, столько лет будет жить на границе и память о лейтенанте Колосове, о его, Павла Петровича, сыне…»
Костя Колосов — герой. Настоящий герой, тут не о чем спорить. Но он — ненормальный, и его ненормальность — это не «ненормальность» советского человека с точки зрения антисоветчиков... он, будучи советским героем, не является нормальным советским человеком. Чтобы никаких сомнений не было, — полюбуйтесь на трогательные отношения Кости с его возлюбленной:
« Здесь, на мостике, глядя в ревущий поток, Костя и ожидал Любу. Она пришла, одетая по-весеннему, в жакетке, под которой было легкое платье. Странно выглядели на ней облепленные грязью резиновые сапоги, в которых она преодолела три километра апрельской распутицы. Видно было, что нелегко дались ей эти километры. Брызги грязи — правда, она уже пыталась их счистить — были видны на коленях, на подоле платья, на жакетке. Прыгала, поди, через ручьи, брела через разводья, подобрав подол, скользила, спотыкалась — и все, по мнению Кости, из учтивости, из желания не обидеть пограничника, у которого такая нелегкая служба.
Ну пусть из учтивости она пришла и ни по какой иной причине, — Костя не может остаться истуканом в такой буйный весенний день. Он ей все скажет. Вот посидят тут немножко, постоят на берегу потока, он соберется с силами и скажет.
Они ходили и стояли два часа, говорили о чем угодно, многое уже было сказано, только не то, о чем хотел говорить Костя. Они ходили рука об руку. Костя мял и тискал Любины пальцы, не задумываясь, больно ей или не больно, а она не показывала вида, что ей очень больно, что Костя даже кожу стер на ее мизинце.
В конце концов Костя понял, что и в этот день ничего не скажет; он стал противен самому себе, и на душе у него стало пасмурно. Он уже хотел сказать, что ему пора на заставу, как его окликнули:
— Товарищ лейтенант!
Возле плотины стоял ефрейтор Козлов с автоматом на ремне через грудь.
— Товарищ лейтенант! — повторил Козлов. — Тревога! Капитан послал за вами.
Костя быстро пожал руку Любе, вдруг схватил ее за плечи, за шею, неумело, неуклюже привлек к себе и поцеловал в губы, не стесняясь ни Козлова, ни яркого дня — никого и ничего.
Он бросился за Козловым, а Люба стояла над потоком, растерянная, испуганная и счастливая»
Понятно?! Даже для того, чтобы признаться девушке в любви (если не словом, то хотя бы действием), Косте нужно «чувство границы». Его любовь — ненормальна (если он ломает пальцы девушке, которая ему ещё даже не невеста, то что же он будет с ней делать, когда она станет его женой) как и всё в нём, навеки пограничнике. Костя Колосов — удобный герой, удобный для «советских обывателей», которые могут «мирно трудиться», пока их покой оберегают такие люди... но тем, кто желает построить коммунизм, нужно научиться обходиться без таких героев и такого героизма, придётся научиться воевать, оставаясь людьми, — не превращаясь в нелюдей и не отсиживаясь за спинами храбрецов, добровольно избравших себе долю нелюди ради счастья других. Советский народ не смог справиться с этой задачей, — и не стоит удивляться, что нелюди-герои со временем превратились в нелюдей самых обычных, а люди, разучившиеся сражаться, противостоять им не смогли.
Комментариев нет:
Отправить комментарий