Есть идея!

Чтобы завершить разговор о романе Кочетова "Братья Ершовы", не упустив, - тешу себя такой надеждой, - ничего важного, стоит поговорить об одном из "вечных" вопросов, который ставится в этом произведении. Если книга "Молодость с нами" (предшествующее «большое» произведение Всеволода Анисимовича), во многом, посвящена вопросу о том, "наука ради производства" или "наука ради науки", - то роман "Братья Ершовы", во многом, посвящён искусству и, соответственно, вопросу о том, "искусство для искусства" или "искусство для жизни и борьбы"... и как и в случае с "Молодостью...", моё личное мнение тут слегка расходится с тем, которое в СССР было "общепринятым" (и которого, видимо, придерживался Кочетов).

Я полагаю, что "искусство для искусства" имеет право на существование и должно существовать, даже в коммунистическом обществе. Как наука (в том числе "чистая", оторванная от производства) является средством познания мира (включая самого человека, преимущественно рассматриваемого, "как объект"), - так и искусство является своеобразным средством человеческого познания и самопознания. "Чистое искусство", оторванное от нынешнихусловий жизни, от "злобы дня" (а в первую очередь - от того, что чётко осознаётся, как нынешние условия и злоба дня), вполне может помочь людям, - и современным, вынужденным выживать на капиталистической помойке, и будущим, которые будут решать вопросы коммунистического строительства, - рассмотреть в жизни то, чего (по разным причинам, которых может быть великое множество) не замечают ни они сами, ни даже делегаты Съезда Партии. Даже самое чистейшее "искусство ради искусства" является отражением жизни, - полагать иначе означает, между прочим, идти на разрыв с материалистическим мировоззрением, - а значит, заслуживает внимательного изучения... хотя бы на предмет того, откуда взялись именно эти искажения (какими общественными причинами они порождены, что в общественной жизни их вызвало), если произведение "чистого искусства" отражает жизнь искажённо. Иное дело, что как рабочий класс не обязан (и общество в целом не обязано) содержать "чистых ученых", не решающих никаких производственных задач, - точно так же не обязан он содержать и "свободных художников", творящих "искусство ради искусства". Подобно "чистой науке", "чистое искусство" должно стать видом досуга, - но, повторюсь, в качестве разновидности досуга оно и может существовать (в том числе выставляться, если найдётся достаточное количество желающих ознакомиться с его произведениями), и, пожалуй, должно существовать.

Соответственно, из прямого, ясного суждения героини "Братьев Ершовых" Искры Козаковой: "Прожив столько лет с Виталием, встречаясь часто с его друзьями и знакомыми — с художниками и актерами, Искра знала, конечно, сущность их творческих споров, знала, что среди них есть разногласия в определении и толковании социалистического реализма. Она и сама принимала участие в таких спорах. Однажды, еще в Москве, когда один художник, отстаивая импрессионизм, говорил, что напрасно устраиваются походы против этого течения, наоборот, дескать, социалистическому искусству надо взять его на свое вооружение и создать свой, социалистический импрессионизм, — слушавшая все это Искра сказала: «Ну, если можно создать социалистический импрессионизм, то почему тогда не быть социалистическому сюрреализму, социалистическому абстракционизму и вообще — социалистическому формализму?» Ее прямое, ясное суждение обезоружило защитников «социалистического импрессионизма»; ничего толком они сказать после этого не смогли, только кричали, что так примитивно проводить параллели нельзя", - мне ясно только то, что и у неё имеется "двойник" среди "отрицательных персонажей" книги. Её "двойник" - это театральный режиссёр Томашук, а совпадение их заключается в том, что раскрытием обоих этих персонажей Кочетов, по сути дела, пренебрегает.

Поясню, что я имею в виду. Вот как Кочетов "раскрывает" Томашука: "Чего добивался в жизни Томашук? Он хотел быть всегда в театре первым, а не вторым, не третьим, не заурядным. Он хотел отличаться. Хотел, чтобы о нем говорили, хотел иметь побольше материальных благ. И если он вступал в борьбу с теми, кого считал догматиками и к которым причислял и Гуляева, то делалось это потому, что они ему мешали, они не давали ему жить, взвинчивали его своей прямолинейностью, примитивностью, неуступчивостью. Им ужасно не нравятся пьесы, которые ставит он, Томашук, и которые несут успех — и аплодисменты, и сборы, и обожание со стороны десятиклассниц и студенток первых курсов. А без таких пьес жить нельзя. Следовательно, надо бороться за право ставить их, надо устранять, всех, кто мешает их ставить. Вот как думал Томашук", - и я полагаю, что Вы, товарищ Читатель, согласитесь со мной в том, что то же самое можно было сказать и ещё проще: "Томашук - отрицательный персонаж, всякий правильный советский человек должен его ненавидеть". Тут даже не показ заменён рассказом, но рассказ заменён простым утверждением... и ровно так же Кочетов "раскрывает" Искру Козакову: "Рассказывая Платону Тимофеевичу о том, как, по ее мнению, улучшить работу доменного цеха, Искра вновь вспомнила эти слова Дмитрия о мировом коммунизме. Ведь она тоже немножечко была такая. В институте ее иной раз даже называли ортодоксом. И с Виталием они часто схватывались, как он считал, из–за пустяков, а для нее это были не пустяки, очень серьезные вещи. К Виталию в Москве разный народ ходил. Случалось, забредали и такие, что вдруг принимались рассказывать противненькие анекдотики — этакие обывательские насмешечки над советской действительностью. Искра обрывала рассказчика. «Простите, — говорила она тут же. — Но я очень не люблю такие разговоры». Виталий потом шумел, возмущался: «Как, мол, не стыдно? Ну потерпела бы. Подумаешь! Что тебе стоило промолчать?»", - едва-едва не сбиваясь на: "Искра Козакова - положительный персонаж, всякий правильный советский читатель должен её любить". Если бы Кочетов подобным образом "раскрывал" всех своих героев, - его с полным основанием можно было бы назвать бездарностью... но всё совсем не так, остальныхперсонажей, как "положительных", так и "отрицательных", Кочетов старательно раскрывает по-настоящему, умело и довольно изобретательно. Пренебрёг он только Томашуком и Козаковой, - а это наводит на мысль, что это пренебрежение было частью общего замысла. "Пустые" персонажи, имеющие отношение к "области искусства", как мне представляется (возможно, я выдаю тут желаемое за действительное) были введены автором в действие нарочно, - потому что сам автор насчёт означенной области всё-таки имел сомнения. Предположу (мне так хочется), что сомнения эти у него всё-таки вызывала концепция "идейного искусства".

Согласно официальной точке зрения, принятой в Советском Союзе, советское искусство делилось на "идейное" и "безыдейное". "Идейные" произведения искусства соответствовали партийным установкам и помогали советским людям строить коммунизм, - ну, а "безыдейные", соответственно, были "оторваны от жизни", "ни к чему не призывали" и с коммунистическим строительством как бы находились в разных плоскостях. И всё бы хорошо, но... безыдейного искусства не существует и не может существовать. Вообще. В принципе. Просто потому, что люди так устроены: всякий раз, когда художник творит, - им движет какая-то идея, вне зависимости от того, осознаёт он это или нет; и всегда, по той же самой человеческой природе, по природе человеческого сознания, движущая художникам идея что-то как-то отражает в общественной жизни, - как говаривал Ленин, жить в обществе и быть свободным от общества нельзя. Даже если художник сознательно задаётся целью "сбежать от жизни" и "освободиться от идей", - это само по себе становится его идеей, и чтобы она пришла художнику в голову, в общественной жизни должно произойти нечто, что её породит, что толкнёт художника к "бегству".

И в принципе-то советские обществоведы 50-ых годов это признавали: "После второй мировой войны англоамериканские империалисты широко используют аполитичность как орудие идеологического наступления на свои народы и народы «маршаллизированных» стран: с целью увода трудящихся от острых вопросов политич. борьбы усиленно пропагандируются индивидуализм, мещанский уют, «чистое» и эротическое искусство; народ оглупляется пустыми развлекательными или гангстерскими фильмами и романами. Основными формами этой реакционной идеологии являются: объективизм, формализм, безыдейность (см.), представляющие в действительности различные проявления буржуазной партийности" (Большая советская энциклопедия, издание второе, т. 2, с. 556), - но... только применительно к "Западу". В "морально-политически едином" советском обществе буржуазной партийности быть "не могло", и поэтому...

О "безыдейности" того или иного произведения искусства или целого направления в искусстве говорят либо тогда, когда не хотят или не могут понять те общественные идеи, которые оно выражает, - либо тогда, когда, всё понимая, боятся назвать вещи своими именами. Когда внутри"морально-политически единого" советско общества "вдруг" обнаруживалось нечто враждебное коммунизму, но имеющее достаточно прочную опору "на земле" (такую, что на пережитки капитализма в сознании людей или происки иностранных разведок списать невозможно), - вот тогда, боясь признать, что никакого морально-политического единства в советском обществе нет, и начинали изобретать "спасительные" понятия, вроде той самой "безыдейности"... мол, это не антикоммунистические, реакционные, буржуазные идеи выражает тот или иной советский художник, а это у него почему-то получаются "безыдейные произведения".

Жизнь, однако, шла своим чередом. "Социалистический абстракционизм" и "социалистический сюрреализм" всё равно возникли и стали пробивать себе дорогу; ни ругань, ни бульдозеры их не остановили и не могли остановить, потому что в самой советской действительности существовали (и не устранялись) объективные условия, которые порождали это "новое искусство", в том или ином виде отражались в нём. Этот урок, по-моему, коммунистам следует хорошенько усвоить, и если в будущем, по ходу нового коммунистического строительства, вновь всплывёт на поверхность "социалистический сюрреализм", - не давить его сразу бульдозерами, но сосредоточиться на выяснении причин, заставляющих художников этот метод предпочитать социалистическому реализму, а зрителей, соответственно, любоваться произведениями, которые этим методом создаются. Если выставки "социалистически абстракционистов" соберут большое количество сочувствующих зрителей, - коммунистам следует воспринимать это как "звонок", свидетельствующий о том, что в ходе коммунистического строительства что-то идёт не так... и вот на выявлении и устранении этого самого "не так" (а не на "борьбе за идейность") и надо будет сосредотачивать усилия.