#23февраля : праздновать нечего

Полк шинели на проволоку побросал, —
Но стучит над шинельным сукном пулемет,
И тогда еле слышно сказал комиссар:
— Коммунисты, вперед! Коммунисты, вперед!

Есть в военном приказе такие слова!
Но они не подвластны уставам войны.
Есть — превыше устава — такие права,
Что не всем, получившим оружье, даны...

Межиров

Сразу скажу, что обсуждать вопрос о том, "достойны" ли события, произошедшие ровно век назад, считаться днём рождения Красной Армии, я не собираюсь. Понятно, что никакой великой победой русского оружия тогда даже не пахло (будь по-другому, дальнейшие события происходили бы совершенно иначе), — но несомненно и то, что новая армия у России (новой России, Советской России) появилась как раз примерно в те дни. И если уж тогдашние руководители Советского государства, никогда не скрывавшие того, что ближайшим итогом событий конца февраля 1918 года было следующее: "Положение дела, объективно, похоже на лето 1907 года. Тогда нас задавил и взял в плен русский монархист Столыпин, теперь немецкий империалист (...) Мы в плену у германского империализма, нам предстоит трудная и долгая борьба за свержение этого застрельщика всемирного империализма" (Ленин, ПСС, т. 35, с. 391), — всё-таки почему-то выделили именно 23 февраля; если Ленин, обладавший, как известно, не только выдающимся умом, но и острейшим чутьём, именно в сводках за 23 февраля почувствовал рождение новой армии, — то у нас, потомков, нет никаких оснований оспаривать выводы, сделанные тогда. Речь о другом. 

Появление Красной Армии имело, вне всяких сомнений, выдающееся историческое значение. Красная Армия смогла отстоять Советскую власть в ходе Гражданской войны, защитить Советский Союз от посягательств внешней и внутренней контрреволюции в период между Первой и Второй мировыми войнами, переломить хребет германскому фашизму во время Великой Отечественной войны... слава, которой пользуется по сей день Рабоче-крестьянская Красная Армия, вполне ею заслужена. И, тем не менее, годовщина её появление — вовсе не повод для радости. Для того, чтобы это уяснить, нужно, прежде всего, обратить внимание на те условия, в которых она рождалась.

Под воздействием весьма неудачно для российских империалистов сложившейся Первой Мировой войны (по ходу которой российские солдаты весьма успешно били составленные из недолюбливавших "свою" империю армян части турецкой армии и составленные из ненавидевших "свою" империю славян и венгров части австрийской армии, но совершенно ничего не смогли противопоставить ни немцам, ни болгарам) царская армия начала постепенно расползаться, - задолго до Октябрьской революции и даже ещё до победы Февральской (собственно, сама итоговая победа революции в феврале 1917 года была, в значительной мере, следствием начавшегося расползания армии). После же того, как русские крестьяне добились, наконец, "справедливого" раздела земли, — остатки старой армии стали очень быстро разбегаться; добившиеся осуществления своей вековечной мечты деревенские мужики спешили на делёж, увлекая за собой и одетых в солдатские шинели рабочих (немалую часть которых составляли люди, либо сами пришедшие на заводы из деревни, либо бывшие детьми подобных "сельских вольноотпущенников"). Призывы защищать находившееся в величайшей опасности новорожденное Социалистическое Отечество не трогали их сердца: "... у великороссийской Советской республики отняли, при паническом бегстве крестьянской армии, тысячи и тысячи пушек, сотни и сотни миллионов богатств (...) величайшей помехойдля отпора немцам и в Великороссии, и на Украине, и в Финляндии в феврале 1918 г. была наша недемобилизованная армия. Это факт. Ибо она не могла не бежать панически, увлекая за собой и красноармейские отряды" (ПСС, т. 35, с. 416 - 419), - как, что отчётливо показали дальнейшие события, не трогали их сердец и белогвардейские призывы встать за "единую неделимую Россию"... их вообще не задевали за живое никакие призывы, осуществление которых могло привести к отрыву от долгожданного, вожделенного "кусочка" земли; не только проводившие мобилизацию "красные" и "белые" начальники, но и местные бандитские "полевые командиры" терпели неудачу всякий раз, когда замахивались на "что-то большее", когда в сознании подлежащего мобилизации крестьянина происходил отрыв целей войны от пресловутой обороны "кусочка".

Пойдя, под давлением обстоятельств, против своих же программных принципов один раз (поделив землю между крестьянами вместо её полного обобществления), — большевики вынуждены были снова отступить от них, начав строительство Красной Армии вместо замены "постоянной", "профессиональной" армии поголовно вооружённым и обученным военному делу народом. Набор добровольцев вскоре, — по причинам, изложенным ранее, это было закономерно и неизбежно, — сменился призывом, насильственной мобилизацией крестьян и городских мелких буржуа. Впрочем, те, кто станут в связи с этим говорить о "большевистском насилии над русским народом", скажут полуправду, в данном случае тождественную лжи; правда же заключается в том, что социалистическиеустремления были свойственны подлежащей мобилизации народной массе, наряду с устремлениями к обладанию "кусочком". Русские крестьяне, поддержавшие на выборах в Учредительное собрание эсеров (не большевиков, но и не открыто выступавших за капитализм кадетов), пожелавшие, чтобы в Декрете о земле была (наряду с положениями, на деле узаконивавшими мелкую частную собственность) прописана "отмена права частной собственности на землю", хотели несбыточного: социализма (соблюдения общественного интереса, товарищеских отношений между всеми людьми и так далее, вплоть до производственной кооперации) на основемелких, малопроизводительных "кусочков", — руководимый большевиками рабочий класс же мог предложить то осуществимое, что в наибольшей возможной степени соответствовало мечтательному крестьянскому запросу; поэтому в итоге русские крестьяне не просто подчинились "красным", но и сделали выбор в их пользу, — выбор, оплаченный, как показало дальнейшее развитие событий, слишком большими уступками крестьянской стихии.

Итак, одной из основ Красной Армии стала насильственная мобилизация недостаточно сознательного элемента, со временем сменившаяся "добровольно-принудительным", привычным (уже не воспринимавшимся, как насилие) призывом. На такой основе, однако, Красная Армия явно не могла уехать далеко: мобилизованные крестьяне (руководимые с ещё большим насилием, - вплоть до, поговаривают, взятия семей в заложники, - мобилизованными "старыми" офицерами), даже осознававшие, что на войне решается и судьба их "кусочков" земли, едва ли могли что-то противопоставить прекрасно обученным, имевшим значительный боевой опыт белогвардейским добровольцам (об иностранных интервентах и говорить нечего). Для того, чтобы РККА стала тем несокрушимым и легендарным войском, которым она стала в итоге, насильственная мобилизация недостаточно сознательного элемента должна была дополниться добровольной мобилизацией наиболее сознательного элемента, — и это, как известно, произошло. Вот даже, стихи про это написали потом: "Коммунисты, вперед!". А если без стихов, то более-менее достоверно известно, что на фронтах Великой Отечественной войны сложили свои головы больше 3 миллионов большевиков ("подсчёты" вида: "В 1989 г. «Правда» утверждала, что вообще «точные цифры сейчас вряд ли возможно назвать». Но почему невозможно, если известно, что «с 1 июля 1941 г. по 1 января 1946 г. принято кандидатами в члены ВКП(б) 5 319 297 человек и в члены ВКП(б) - 3 615 451 человек»8). Известно также, что всего членов и кандидатов партии на 1 января 1941 г. было 3 872 500 человек, а на 1 января 1946 г. стало 5 511 000 человек, то есть численный состав ВКП(б) увеличился на 1 634 850 человек. Но приняли в партию почти в 5,5 раз больше - 8 934 748 человек, следовательно, потери только коммунистов за годы войны составили 7 296 248 человек", - "не учитывающие", что некоторые из числа кандидатов в члены ВКП(б) выбывали не в могилу, а в число членов ВКП(б), соответственно множества лиц, ставших в 1941 - 1946 годах членами ВКП(б), и лиц, ставших в тот же период кандидатами в члены ВКП(б), имеют немалую такую область пересечения, кандидаты 1941-го вполне могли уже в 1943-ем быть полноценными партийцами, остаются на "совести" осуществлявших их "историков"); потери большевистской партии на фронтах Гражданской войны оцениваются "всего" в 50 тысяч человек, — но если учесть, что условия приёма в партию при Ленине были гораздо строже, показатели вполне сопоставимые. И в Великую Отечественную, и в Гражданскую войну коммунисты и "просто" сознательные рабочие первыми шли в бой, первыми же гибли... не кажется ли Вам, товарищ Читатель, что тут что-то не так?

Кронштадт, большевистская крепость в октябре 1917 года, к 1921 году превратился в цитадель антикоммунистического мятежа, — не потому ли, что большевистское ядро кронштадтского гарнизона за годы Гражданской войны было просто-напросто выбито? Раздумья над этим примечательным случаем подводят к гораздо более общему вопросу: правильно ли была организована Красная Армия, если её деятельность приносила такие "побочные" плоды.

Быть может, это прозвучит цинично, — ниже я постараюсь объяснить, что никакого цинизма здесь нет, — но в том случае, если есть два бойца, один из которых, с чисто военной точки зрения, лучше другого (более силён, более вынослив, более опытен), и обстоятельства складываются так, что гибель одного из них неизбежна, спасать (прилагать усилия для сохранения его жизни) в первую очередь следует именно того бойца, который лучше. Красная Армия же была построена с точностью до наоборот: именно лучшие её бойцы погибали самыми первыми, — и хорошо ещё, если от рук врагов, а не от рук менее сознательных однополчан.

И в Гражданскую, и в Великую Отечественную войну подобных случаев, увы, было совсем немало. Можно сколько угодно закрывать на это глаза, подпевая песням про "несокрушимую и легендарную", можно сколь угодно зло шипеть на тех, кто не разделяет общего восхищения легендами, но: кронштадтские мятежники и всякого рода власовцы — это тоже Красная Армия. И генералы-предатели (все как один "герои Великой Отечественной войны"; хотя герои, разумеется, не они, а те, кто, зачастую благодаря их "выдающимся полководческим способностям", погибали за Родину, за Сталина) отрёкшиеся от Сталина сразу после его смерти — тоже она. Красная Армия (пусть и нехотя) расстреливала рабочих в Новочеркасске, Красная Армия стерегла покой "партийно-хозяйственного актива" в пору "косыгинской реформы" и "перестройки"; воины Красной Армии, клявшиеся защищать Советский Союз, в 1990 — 1991 разошлись по "национальным квартирам" и стали охранять границы "суверенных государств", разделившие семьи и народы (но никогда не бывшие препятствием для движения империалистического капитала)... и, наконец, российская часть единой прежде Советской Армии в 1993 году расстреляла Советскую власть. К слову, для тех, кому Сталин не мил, а мил зато "создатель Красной Армии", у меня есть любопытный факт: Троцкого "созданная" им армия тоже не защитила.

Партия Зюганова, как организация, построена таким образом, что работа собранных вместе коммунистов приносит выгоду капиталистам, — именно поэтому, в силу их организационной схожести (а вовсе не ради красного словца), я сравниваю её с фашистским концлагерем. (а не с какими-либо зарубежными или историческими российскими оппортунистическими партиями, как делают многие другие... и, как мне представляется, совершают огромную ошибку). Красная Армия же, как организация, была построена таким образом, что бойцы-коммунисты в ней постоянно погибали, прикрывая бойцов менее сознательных.

Вышеозначенное обстоятельство усугублялось ещё вот чем. Войска рабовладельческих империй, феодальные дружины, армии буржуазных государств, — все они защищали "верхи" от "низов"; при этом, вполне закономерно, их генералитет (а нередко и нижестоящие чины, вплоть до простых воинов, получавших вполне осязаемые преимущества перед "простонародьем") становился частью "верхов". Положение Красной Армии в советском обществе было совершенно другим: обладая множеством преимуществ перед "простыми людьми", её воины, а особенно её генералы, в то же время, — как, собственно, и "партийная бюрократия", со всех сторон ограниченная природой партии, — оставались слугами народа, частью привилегированных "низов" советского общества. "Партийный бюрократ" мог время от времени воровать, лишь постоянно "выплачивая дань" рабочим и крестьянам ("дань" эта имела вид бесплатно распределяемого жилья, бесплатных здравоохранения и образования, опережающего создания рабочих мест для всех и так далее), — и "красный генерал" мог наслаждаться своим положением, лишь показывая (партии и народу) хоть какие-то успехи в боевой и политической подготовке. Генерал эксплуататорской армии, в виде общего правила, воевал за своё, — а вот генерал Красной Армии, в виде того же общего правила, отстаивал чужое... Повышенная склонность "красных генералов" к измене была, таким образом, закономерной, — смена насильно мобилизованныхцарских офицеров выпускниками советских вузов основательно не поменяла ничего (и не могла поменять, просто в силу природы "постоянной армии", отдельной от народа).

Что получилось в итоге — общеизвестно. К середине 50-ых годов XX века советский (а особенно, разумеется, русский, поскольку именно рабочие-великороссы изначально составляли костяк партии большевиков) рабочий класс истёк кровью, — и оказалось достаточно сравнительно слабого завершающего удара (в качестве силы для него были использованы выпущенные из тюрем уголовники), чтобы подвинуть (ещё не устранить совсем, но сильно подвинуть) его от управления государством. В советском обществе стало распространяться настроение: "(Всё, что угодно, вплоть до восстановления капитализма, да хотя бы даже и крепостничества) Лишь бы не было войны", — и, в конце концов, наиболее сознательная его часть почти полностью утратила боеспособность, а наиболее боеспособная, соответственно, сознательность.

Теперь, прежде чем закончить, я, как и обещал, скажу несколько слов о нравственности. Утверждение: не бойцы-коммунисты должны гибнуть в первую очередь, прикрывая бойцов менее сознательных, но, напротив, менее сознательные бойцы должны всячески беречь и, при необходимости, прикрывать собой бойцов-коммунистов, — может, повторюсь, выглядеть цинично. И оно, действительно, выглядит цинично... только не с пролетарской точки зрения, а с точки зрения интеллигентной общественности. В "перестроечные" времена, по вполне понятным причинам, коммунисты встали в позу оправдывающихся перед интеллигентной общественностью, — и, к сожалению, так до сих пор в ней и находятся. "Да большевики в 1918 году Россию заново собрали... да вы, в конце концов, посмотрите, сколько коммунистов погибло на Великой Отечественной!", — вот примерно так коммунисты оправдываются перед русской интеллигенцией (в других "постсоветских" государствах к этому, разумеется, присовокупляются рассуждения про подъём национальных культур на небывалую высоту)... а перед ней нечего оправдываться. Коммунисты ответственны вовсе не перед интеллигенцией, и даже не перед крестьянством, но, прежде всего, перед рабочим классом. И рабочий класс очень даже заинтересован в том, чтобы наиболее сознательные его представители (и его наиболее верные друзья из других классов и общественных групп) выживали, а не жертвовали собой.

Коммунист — это руководитель революционного пролетариата, и потеря каждого такого руководителя лишает необходимого им руководства тех, кого он вёл за собой непосредственно, ослабляя тем самым и весь рабочий класс в целом. Если руководитель гибнет первым, прикрывая собой подчинённых — это очень "красиво"... вот только в том случае, если перед своей гибелью руководитель не устраняет грозившую отряду опасность, его гибель нередко становится залогом гибели всего отряда. Человек, не готовый пожертвовать собой ради счастья других, коммунистом стать не может, — но одной лишь этой готовности мало; помимо этого, коммунист должен быть готов к тому, что другие в решающий час пожертвуют собой ради него, — должен быть готов жить с этим, и жить так, чтобы быть достойным этой чужой жертвы, обязан ставить себя так, чтобы другие добровольно и сознательно прикрывали его при необходимости (при этом, разумеется, делая всё, от него зависящее, чтобы этих чужих жертв ради него не было совсем или было как можно меньше). Между тем, пойти на смерть, пожертвовав собой, очень трудно... но жить, чётко осознавая, что другие пожертвовали собой ради тебя, — ещё труднее. Однако,  с какими бы трудностями это ни было сопряжено, новые вооружённые силы рабочего класса (вне зависимости от того, примут ли они вид поголовно вооружённого народа или, снова, Красной Армии) о приказе: "Коммунисты, вперед!", — должны забыть навсегда.