Хотелось бы немного дополнить рассуждения насчёт «Гражданской войны во Франции» и выводов о современном капитализме, которые на основе этой работы Маркса можно сделать.
Прежде всего — ещё несколько слов о «социализации» современного капитализма. Нынешний капиталист в промышленно развитых странах не может не только свободно распоряжаться «принадлежащими ему» средствами производства, — он уже и пресловутый вопрос о том, что, как и когда производить, решает отнюдь не самостоятельно. И на «Западе», и на «Востоке» (Китай; ельцинско-путинская Россия в некоторой мере представляет собой исключение, но это касается и её тоже) «частный собственник» в огромном объёме обложен внешними по отношению к нему требованиями по качеству и свойствам производимого (из недавнего: «Депутаты Европарламента одобрили законопроект, запрещающий производство и продажу отдельных видов пластиковых изделий одноразового использования с 2021 г (...) В перечень запрещенных изделий были внесены одноразовые пластиковые столовые приборы (ложки, вилки, ножи и др.), тарелки, соломки для напитков, ватные палочки, палочки для укрепления воздушных шариков, предметы из оксоразлагаемой пластмассы, пищевые контейнеры и емкости для жидкостей из пенополистирола»); при этом, одни только «экологические» требования, предъявляемые к производству сейчас, таковы, что обрети они силу закона в 18 — 19 веках, — дальнейшее развитие промышленности стало бы невозможным. Государственные (и межгосударственные) «меры по защите конкуренции» внешним образом задают границы развития каждого отдельного «частного предприятия», — и, как бы поддерживая существование «свободного рынка», на самом деле уничтожают на нём ту самую «свободу», превращая её в видимость.
При всём при этом, ограничение произвола капиталистов, ограничение развития капитализма, — проводится хоть и с оглядкой на «общественное мнение», но не в общественных интересах. Соответствующие меры проводят «профессиональные» чиновники, на которых «простонародье» не имеет никакого влияния (по существу, оно может лишь постоянно угрожать им применением «права на восстание»), — а последнее слово, предшествующее тому или иному решению, теперь, сколь бы высок ни был «уровень государственного регулирования», нередко остаётся за не просто частными лицами, но прямо-таки случайными людьми (какими-нибудь «внештатными экспертами», к которым чиновники прислушиваются, запрещая использование в той или иной отрасли промышленности того или иного материала, принимая очередную «антимонопольную» меру и так далее). Ну и, конечно же, введённые «в интересах общества» внешние требования раз за разом нарушаются, — просто потому, что «право частной собственности» сохраняется, и у «частного собственника», соответственно, по-прежнему остаётся возможность «на месте» распорядиться средствами производства по собственному произволу (далее он, вполне возможно, понесёт ответственность, но сама возможность злоупотребления остаётся).
Главное же, о чём мне бы хотелось сказать, заключается в другом. Нынче, когда отмечается полуторавековой юбилей Парижской Коммуны, коммунисты во всём мире (в том числе и в России), естественно, размышляют о причинах поражения коммунаров, — и, естественно (как и в советские годы), приходят к мысли, что коммунарам очень-очень не хватало Коммунистической партии. Окажись весною 1871 года в революционном Париже какая-нибудь РКРП или, к примеру РРП, они бы, конечно, показали и Тьеру, и Бисмарку... ну, а если бы там же и тогда же руководство борьбой пролетариев взяло на себя Политбюро ЦК КПСС под руководством товарища Брежнева Л.И., тогда уж точно всей тогдашней мировой буржуазии было бы несдобровать, — вот примерно такие мысли с советских времён носятся в головах русских коммунистов, когда заходит речь об осмыслении опыта Парижской Коммуны.
Между тем, из проведённого Марксом анализа событий сам собой следует вывод, подтверждения которому можно найти и в анализе Марксом и Энгельсом европейских революционных событий 1848 года: пролетарскую революцию погубил излишний гуманизм, проявленный восставшими рабочими к ещё не побеждённому врагу. В 1848 году парижские рабочие не пошли на то, чтобы поджечь «элитные» кварталы французской столицы; в 1871 году восставшие французские пролетарии дали сбежать Тьеру и его пособникам, а затем позволили им укрепиться в Версале; в 1917 году уже в России офицеров (будущих «белогвардейцев»), оказавшихся в руках восставшего пролетариата, отпускали на волю «под честное слово» (с «перестроечных» времён буржуазные пропагандисты любят цитировать «кровавые» телеграммы Ленина... а меж тем, появление этих самых телеграмм с требованиями «непременно расстрелять побольше», объяснялось как раз тем, что не только «простые» рабочие, но и ближайшие соратники Владимира Ильича зачастую просто-напросто не понимали необходимости террора против контрреволюционеров в условиях гражданской войны, не желали «братоубийства»). И так далее, и тому подобное.
В ранней, написанной ещё до событий 1848 года, работе «Святое семейство, или критика критической критики», Маркс и Энгельс отмечали: «После того как Гегель гениально соединил её со всей последующей метафизикой и немецким идеализмом и основал метафизическое универсальное царство, наступлению на теологию снова, как и в XVIII веке, соответствовало наступление на спекулятивную метафизику и на всякую метафизику вообще. Она будет навсегда побеждена материализмом, достигшим теперь благодаря работе самой спекуляции своего завершения и совпадающим с гуманизмом. А подобно тому как Фейербах явился выразителем материализма, совпадающего с гуманизмом, в теоретической области, французский и английский социализм и коммунизм явились выразителями этого материализма в практической области» (Соч., 2-ое изд., т. 2, с. 139), — с тех самых пор, когда пролетариат начал свою революционную борьбу против капиталистического порядка, гуманизм был неотъемлемой частью пролетарской «идеологии». Рабочие раз за разом не желали проявлять жестокость по отношению к своим врагам, — и раз за разом классовый враг охотно этим пользовался.
Стоит учесть, что опыт и Парижской Коммуны, и всех пролетарских революций прошлого века свидетельствует: как бы «хорошо» ни вели себя революционеры, — буржуазная пропаганда обязательно припишет им что-нибудь в высшей степени отвратительное, и приложит все усилия для того, чтобы раздобыть какие-то «доказательства», которые «обоснуют» выдвигаемые ею обвинения. А раз так — то революционерам и нет смысла пытаться «выглядеть красиво» в глазах классовых врагов; рабочему классу не нужно, чтобы его мёртвые герои «выглядели красиво», — ему нужно, чтобы его революция победила, а её герои, по возможности, остались в живых. Предотвратить появление лживых пропагандистских материалов, повествующих о «революционных зверствах», можно только одним способом: уничтожить общественную почву для появления этой буржуазной пропаганды, — то есть, довести пролетарскую революцию до победы в мировом масштабе, установить коммунистические производственные отношения повсеместно, уничтожить капитализм.
Разумеется, отказываться от гуманизма нельзя. Но рабочему движению придётся, в конце концов, выработать и принять новое понимание гуманизма, — основанное не на отвлечённых рассуждениях о «человечности вообще», а на научном исследовании данных конкретных обстоятельств. Понимание, в котором каждый, кто проявит снисхождение к непобеждённому врагу, врагу, продолжающему воевать, — будет рассматриваться, как соучастник всех преступлений, которые этот «помилованный» враг совершит после «акта милосердия».
Комментариев нет:
Отправить комментарий