Этот год не так богат на юбилеи, как предыдущий, - и тем не менее. Например, сегодня исполняется ровно 15 лет с того дня, когда рязанский водитель автобуса Алексей Картофельников, возвращаясь вечером домой после работы, увидел, как в технический подвал его дома какие-то люди заносят нечто, похожее на мешки из-под сахара... Позже это будет объявлено "учениями ФСБ", а в сознании простых россиян если и не навсегда, то очень надолго останется "осадок", останется мучительный вопрос, а не были ли "учениями ФСБ" вообще все события того трагического сентября, сентября 1999 года.
Хотя у постоянных читателей моего журнала может сложиться совершенно иное впечатление, - я не люблю конспирологию. А обвинять людей (даже очень плохих) в страшных преступлениях, не имея "железобетонных" доказательств, - люблю ещё меньше. Поэтому... давайте исходить из официальной версии. Пусть все теракты "черного сентября России" были совершены именно "чеченскими террористами", а в Рязани были-таки учения ФСБ. Будем считать именно так, - и посмотрим, что, собственно говоря, от этого изменится.
Итак. Летом-осенью 1999 года Россия (согласно официальной версии) оказалась в состоянии войны с (фактически!) независимой Чечней. Которая (опять же, согласно официальной версии) проводила агрессивную внешнюю политику, выразившуюся в рейдах чеченских боевиков в Дагестан и террористических актах в российских городах. "Хорошо". Чечня тогда, фактически, была независимым государством (не нравится слово "государство" - подставьте любое другое, подходящее по смыслу), Россия вела против этого государства боевые действия. Сразу возникает первый вопрос: допустим, Россия, считая Чечню частью своей территории, не обязана была официально объявлять ей войну, - но военное положение-то можно было ввести? Тем более, что теракты с "чеченским следом" в российских городах, включая Москву, происходили и раньше, - спрогнозировать превращение крупных российских городов в "зону ограниченных боевых действий" было не просто можно, но это входило в обязанность государственного руководства. Но... военное положение введено не было, ни тогда, когда начались боевые действия, ни тогда, когда был совершён первый из сентябрьских терактов (в Буйнакске), ни даже тогда, когда начались взрывы в Москве. Против страны (повторюсь, согласно официальной версии) велась война, - но страну удерживали в режиме обычной мирной жизни.
С этим первым вопросом неразрывно связан второй. Люди, никогда, - ни до, ни после, - не питавшие никакого почтения к буржуазно-демократическим свободам, осенью 1999 года вдруг превратились в "радикальных либералов", и террористическая война против России получила широчайшее освещение в СМИ. Апогея эта "свобода слова", впрочем, достигнет через три года, осенью 2002-го, когда, во время штурма театрального центра на Дубровке, "передвижение спецназа по направлению к зданию ДК начало транслировать в прямом эфире НТВ" (тогда даже одно официальное лицо возмутилось: "Из того, что я видел, чувство протеста у меня вызвало только одно - это демонстрация в прямом эфире передвижений спецназа. Прежде всего это незаконно")... после чего вообще всякая свобода слова в России была очень быстро свёрнута... и, что хуже всего, не без одобрения широких народных масс, которым надоела "чернуха". Но это было потом, - а тогда, в 1999 году, дымящиеся после взрывов руины зданий, обезображенные трупы жертв, изувеченные тела выживших показывались всеми телеканалами даже активнее, чем в разгар "лихих девяностых". Как это действовало на психику миллионов телезрителей, как это воздействие сказывалось на их физическом здоровье, - если кто и подсчитывал, то только в закрытом режиме (кое-что, впрочем, в открытый доступ утекло: "Например, анализ медицинской статистики показал, что онлайн-трансляция на ведущих телеканалах захвата заложников в Беслане, переговоров и последующего штурма привели к резкому (в 2-3 раза) увеличению обострений хронических сердечно-сосудистых и неврологических заболеваний в период с 1 по 20 сентября 2004 года и последующей смертности больных на все территории нашей страны. Таким образом, медиа сопровождение Бесланского теракта увеличило количество жертв как минимум на порядок и может рассматриваться как пример «непрямого информационного воздействия с отсроченным летальным эффектом»"). И вот, собственно, вопрос: а почему тогда же, когда началась (фактически) война России с Чечней, в России не была введена соответствующая условиям военного времени цензура? А точнее, учитывая всё, что произошло дальше, даже так: почему в условиях военного времени россиян "оградили" от демократических свобод (критика "светлого образа Путина", в частности, под запрет начала попадать именно тогда, - "все анекдоты про Вовочку считать политическими", - да и "как же можно" критиковать руководителя государства "в суровое военное время"), - но не оградили от демонстрируемых всеми телеканалами обезображенных трупов?
Ответов нет. Вот и получается, что даже при допущении, что все теракты осени 1999 года (кроме "учений в Рязани", которые сами по себе превратились в насилие над психикой людей) были делом рук "злобных чеченских террористов", - российское буржуазное начальство помогало-таки этим террористам воевать с российским народом, помогало, по меньшей мере, своим бездействием.
Комментариев нет:
Отправить комментарий