Обычно, когда я собираюсь что-нибудь написать про кино, - современное или не очень, - меня долго и навязчиво мучает вопрос, надо ли. Но сейчас - случай не тот. У меня нет никаких сомнений в том, что произведение, о котором пойдёт речь ниже, необходимо разобрать, - и вопрос лишь в том, получится ли у меня сделать это так, как следует.
Фильм "Большая семья" вышел на экраны советских кинотеатров в 1954 году, - уже после смерти Сталина, но ещё до официального "разоблачения культа личности". Имел большой успех, - как в СССР, так и за границей (в 1955 году получил приз за "лучший актерский ансамбль" на 8-ом Каннском кинофестивале), - и по сей день любим многими советскими людьми. Ковырять такое кино тяжело, - а с учётом того, что среди сценаристов был Всеволод Кочетов (чей роман "Журбины" послужил для фильма литературной основой), тяжело вдвойне. И, тем не менее, ковырять придётся, - в том числе и в память о Всеволоде Анисимовиче.
Разбором всего фильма я, впрочем, собираюсь заняться несколько позже. Пока скажу лишь, что, помимо Кочетова, над сценарием работали литератор Сократ Кара-Демур (Вартанян) и режиссёр Иосиф Хейфиц (о том, кто из них несёт большую ответственность за то, что вышло, опять же в другой раз), - и сосредоточусь лишь на одной из сюжетных линий: "любовном треугольнике", вершинами которого стали рабочий-кораблестроитель Алексей Журбин (его роль в "Большой семье" исполняет актёр Алексей Баталов), заведующий клубом кораблестроительного завода Вениамин Семенович (сыгранный Николаем Гриценко) и чертёжница Катя Травникова (её роль играет Елена Добронравова)... по ходу фильма она успеет побыть подругой Алексея, стать сожительницей(в книге даже употребляется слово "жена", что, как я объясню ниже, не совсем точно) Вениамина Семеновича и (уже с дочерью от завклубом) вернуться к Алексею. В общем и целом, сюжет фильма повторяет книжный, а что касается частностей...
Обычно женщин принято пропускать вперёд, но сейчас я от этого правила отступлю: Катя Травникова останется "на сладкое", а обзор "треугольника" начнётся с Алексея Журбина. Много об этом образе говорить сейчас не буду, - возможно, вернусь к нему, когда придёт время рассуждать о фильме в целом. Пока скажу только, что играть положительного героя, пожалуй, всегда труднее, чем отрицательного, - и особенно тогда, когда речь идёт о произведении, которое создано методом социалистического реализма. Образ положительного героя в социалистическом реализме всегда, - поскольку речь идёт об искусстве, а не о "голой" пропаганде, - находится на тончайшей грани, при малейшем переходе за которую от него остаётся лишь мертвечина (распознаваемая читателем или зрителем на раз). Он почти совершенен, почти сказочен (особенно если речь идёт о русском социалистическом реализме), - но, в то же время, это живой (и даже имеющий недостатки) человек, на которого можно равняться "обычным" людям и на которого им, в силу этого (в силу того, что они чувствуют нечто похожее рядом с собой и в самих себе), равняться хочется. Это, - особенно при взгляде из дня сегодняшнего, - может показаться невозможным... но в произведениях Шолохова, Николая Островского, Фурманова, Серафимовича, Вирты (обычно социалистический реализм "начинают" с Горького, но вот как раз на его счёт у меня имеются большие сомнения, по-моему, он так и застрял где-то между критическим реализмом и декадансом... впрочем, это исключительно моё личное мнение) и, собственно говоря, Кочетова такие образы есть. Именно на таких героев равнялись те, кто в тридцатые годы XX века строили Советскую страну, - и именно на их примерах, само собой, воспитывались те, кто позже, в сороковые, эту страну защищали. При просмотре "Большой семьи" у меня не сложилось ощущения, что сценаристы поставили актеру Баталову задачу испортить образ Алексея Журбина, или что актер сам решил заняться своеобразным вредительством... скорее, есть сомнения насчёт того, понимал ли актер Баталов, кого ему нужно сыграть. Так или иначе, до вышеупомянутой грани (за которой начинается мертвечина, но и перед которой ничего сильно хорошего нет, поскольку где-то там располагается халтура) исполнитель не добрался, - вполне возможно, потому, что ему не позволили объективные общественные условия, поскольку некоторое старание с его стороны, вроде бы, заметно, - и на этом, как мне представляется, разговор об образе Алексея Журбина пока можно закончить.
Вениамин Семенович, - видимо, как раз из-за того, что положительных героев играть труднее, чем отрицательных, - смотрится более внятно. Во всяком случае, у меня к игре актёра Гриценко вопросов не возникло, - а вот к сценаристам, по поводу этого образа, вопросы имеются, и огромные. Книжный Вениамин Семенович гораздо умнее своего экранного воплощения, - и, в том числе поэтому, гораздо опаснее. Чтобы Вам, товарищ Читатель, стало понятно, о чём речь, предлагаю сравнить сцены знакомства Вениамина Семеновича с Катей, как они показаны на экране и в книге. В фильме их знакомство происходит вот так:
Вениамин Семенович, по сути дела, просто перечисляет некие фамилии... этого оказывается достаточно, чтобы произвести впечатление на Катю, - но этим же, по видимости, ограничиваются и способности кинематографического завклубом. Книжную сцену ("Журбины", Глава 5, Часть 5) я приведу полностью, так как она будет важна ещё и для понимания образа Кати:
Теперь, наконец, можно перейти к образу Кати Травниковой. Если из актера Баталова вполне мог бы выйти Алексей Журбин, а из актера Гриценко получился бы Вениамин Семенович (будь на то воля сценаристов), то на вопрос о том, какая из актрисы Елены Добронравовой Катя Травникова, я могу ответить чётко и однозначно: никакая. Первое, что прямо-таки бросается в глаза - полное несоответствие внешности; в "Журбиных" внешность Кати Травниковой описана всего несколькими строками, зато очень определённо:
Между тем, в книге дважды называется отчество Кати; первый раз его называет во внутреннем монологе страдающий от несчастной любви и борющийся с самим собой Алексей Журбин: "Алексей вспомнил слова деда Матвея о каком-то дружке отца Оське Сумском, которому, как сказал дед, крутила голову юбчонка и который убил и ее и себя из нагана. Вспомнил и зло усмехнулся: много чести, Екатерина Алексеевна Травникова!" (Глава 6, Часть 2), - а во второй раз оно всплывает в упомянутом выше разговоре Кати с Агафьей Карповной:
Впрочем, несоответствие внешности не было бы большой бедой, а несовпадение имён так и осталось бы недочётом сценаристов, если бы... если бы актриса Добронравова, получив от сценаристов задание изобразить на экране жалкое существо, не подошла бы к его выполнению со всей возможной ответственностью. А киношная Екатерина Ивановна Травникова - именно что жалкое существо: как уже упоминалось, для того, чтобы произвести впечатление на книжную Екатерину Алексеевну, Вениамину Семеновичу нужно было пересказать содержание научной работы и вообще говорить умно, - между тем, киношному Вениамину Семеновичу оказывается достаточно назвать громкие имена людей, с которыми он, якобы, общался, чтобы Екатерина Ивановна"поплыла"; первое свидание Кати с Алексеем в фильме обрывается чуть ли не едва начавшись, при этом Катя волнуется насчёт того, что "мама увидит", - в книге на это нет и намёка ("Сделав крутую петлю, вышли на шоссе, с которого были видны огни Нового поселка. Вот Алексей проводит Катю до подъезда дома, Катя подаст ему руку — и всё. И на этот раз Алексей не скажет тех слов, которые он давно приготовил. Он не выдержал (...) Их обоих охватило волнение. Алексей уже решился обнять Катю, он шагнул к ней, сердце у него стучало так, будто в грудь на полную мощь бил молоток клепальщика. Но с шумом промчался троллейбус, обдал их на миг ярким светом, и они, испуганные, отшатнулись друг от друга", - так это долгое свидание заканчивается в "Журбиных"), зато есть намёк на интерес интеллигентки Кати к ручному труду ("Еще удачно, — говорила Катя, — что я в школе научилась чертить. Иначе, не знаю, что бы мне и делать. Чертежница — все-таки квалификация. Только неинтересная (...) Конечно. Водишь и водишь целый день карандашом. Скучно. У вас другое дело!"), начисто отсутствующий в фильме... и так далее, и тому подобное. Отказ этого жалкого существа от аборта в фильме выглядит настоящим чудом, и по фильму выходит, что Вениамин Семенович бросил беременную Катю, между тем как в книге... примерно такую версию событий рассказывает (к тому времени уже бывший) сам завклубом инженеру Скобелеву (после чего происходит их "драка" на вокзале, в этой части фильм почти не расходится с книгой), но в книжной действительности всё происходит по-другому:
Напоследок, не могу не сказать несколько слов о той сцене, в которой Алексей Журбин и Катя Травникова окончательно выясняют отношения между собой. Книжная и киношная сцены финального объяснения очень сильно отличаются друг от друга: киношное объяснение происходит в подсобном хозяйстве (куда Алексея подвозит инженер Скобелев), в то время как в книге Алексей (которого подвозит инженер Басманов, близкий друг его отца) перевозит (почти что силой, но это как раз тот случай, когда "насилие" было невозможно без желания "жертвы") Катю в свою квартиру и они объясняются уже там. Но главное, сущностное, на мой взгляд, различие между этими сценами - совершенно в другом. Вот - сцена из фильма:
А вот - концовка книжной сцены:
Фильм "Большая семья" вышел на экраны советских кинотеатров в 1954 году, - уже после смерти Сталина, но ещё до официального "разоблачения культа личности". Имел большой успех, - как в СССР, так и за границей (в 1955 году получил приз за "лучший актерский ансамбль" на 8-ом Каннском кинофестивале), - и по сей день любим многими советскими людьми. Ковырять такое кино тяжело, - а с учётом того, что среди сценаристов был Всеволод Кочетов (чей роман "Журбины" послужил для фильма литературной основой), тяжело вдвойне. И, тем не менее, ковырять придётся, - в том числе и в память о Всеволоде Анисимовиче.
Разбором всего фильма я, впрочем, собираюсь заняться несколько позже. Пока скажу лишь, что, помимо Кочетова, над сценарием работали литератор Сократ Кара-Демур (Вартанян) и режиссёр Иосиф Хейфиц (о том, кто из них несёт большую ответственность за то, что вышло, опять же в другой раз), - и сосредоточусь лишь на одной из сюжетных линий: "любовном треугольнике", вершинами которого стали рабочий-кораблестроитель Алексей Журбин (его роль в "Большой семье" исполняет актёр Алексей Баталов), заведующий клубом кораблестроительного завода Вениамин Семенович (сыгранный Николаем Гриценко) и чертёжница Катя Травникова (её роль играет Елена Добронравова)... по ходу фильма она успеет побыть подругой Алексея, стать сожительницей(в книге даже употребляется слово "жена", что, как я объясню ниже, не совсем точно) Вениамина Семеновича и (уже с дочерью от завклубом) вернуться к Алексею. В общем и целом, сюжет фильма повторяет книжный, а что касается частностей...
Обычно женщин принято пропускать вперёд, но сейчас я от этого правила отступлю: Катя Травникова останется "на сладкое", а обзор "треугольника" начнётся с Алексея Журбина. Много об этом образе говорить сейчас не буду, - возможно, вернусь к нему, когда придёт время рассуждать о фильме в целом. Пока скажу только, что играть положительного героя, пожалуй, всегда труднее, чем отрицательного, - и особенно тогда, когда речь идёт о произведении, которое создано методом социалистического реализма. Образ положительного героя в социалистическом реализме всегда, - поскольку речь идёт об искусстве, а не о "голой" пропаганде, - находится на тончайшей грани, при малейшем переходе за которую от него остаётся лишь мертвечина (распознаваемая читателем или зрителем на раз). Он почти совершенен, почти сказочен (особенно если речь идёт о русском социалистическом реализме), - но, в то же время, это живой (и даже имеющий недостатки) человек, на которого можно равняться "обычным" людям и на которого им, в силу этого (в силу того, что они чувствуют нечто похожее рядом с собой и в самих себе), равняться хочется. Это, - особенно при взгляде из дня сегодняшнего, - может показаться невозможным... но в произведениях Шолохова, Николая Островского, Фурманова, Серафимовича, Вирты (обычно социалистический реализм "начинают" с Горького, но вот как раз на его счёт у меня имеются большие сомнения, по-моему, он так и застрял где-то между критическим реализмом и декадансом... впрочем, это исключительно моё личное мнение) и, собственно говоря, Кочетова такие образы есть. Именно на таких героев равнялись те, кто в тридцатые годы XX века строили Советскую страну, - и именно на их примерах, само собой, воспитывались те, кто позже, в сороковые, эту страну защищали. При просмотре "Большой семьи" у меня не сложилось ощущения, что сценаристы поставили актеру Баталову задачу испортить образ Алексея Журбина, или что актер сам решил заняться своеобразным вредительством... скорее, есть сомнения насчёт того, понимал ли актер Баталов, кого ему нужно сыграть. Так или иначе, до вышеупомянутой грани (за которой начинается мертвечина, но и перед которой ничего сильно хорошего нет, поскольку где-то там располагается халтура) исполнитель не добрался, - вполне возможно, потому, что ему не позволили объективные общественные условия, поскольку некоторое старание с его стороны, вроде бы, заметно, - и на этом, как мне представляется, разговор об образе Алексея Журбина пока можно закончить.
Вениамин Семенович, - видимо, как раз из-за того, что положительных героев играть труднее, чем отрицательных, - смотрится более внятно. Во всяком случае, у меня к игре актёра Гриценко вопросов не возникло, - а вот к сценаристам, по поводу этого образа, вопросы имеются, и огромные. Книжный Вениамин Семенович гораздо умнее своего экранного воплощения, - и, в том числе поэтому, гораздо опаснее. Чтобы Вам, товарищ Читатель, стало понятно, о чём речь, предлагаю сравнить сцены знакомства Вениамина Семеновича с Катей, как они показаны на экране и в книге. В фильме их знакомство происходит вот так:
Взять какой-нибудь выпуск журнала "Вопросы истории", найти там какую-нибудь статью о декабристах (или, если уж кому-то из творческого коллектива декабристская тема показалась "священной", хотя бы о той же Золотой Орде) и вежливо попросить актера Гриценко затвердить пару абзацев оттуда, чтобы затем воспроизвести их на экране... творческому коллективу, осваивавшему смету в 3 миллиона 419 тысяч советских рублей такое, видимо, было не по карману. В итоге, на экране советский зритель увидел просто нравственного урода (сперва попытавшегося отправить беременную сожительницу на аборт, а потом сбежавшего от неё), - между тем как в своей книге Кочетов очень прозрачно намекнул на то, что в советском обществе, пронизанном морально-политическим единством, выросло нечто значительно более чудовищное:"Катя вышла из Дома печати — так назывался двухэтажный книжный магазин в центре города. В букинистическом отделе она купила книгу о декабристах, автором которой был известный советский историк. В прошлом году историк приезжал на Ладу и читал публичную лекцию в зале филармонии. Сидя в третьем ряду, Катя ловила каждое слово лектора, она убеждала себя в том, что по окончании подойдет к нему, поговорит с ним, попросит у него совета, над чем и как ей работать, чтобы не разбрасываться по всем эпохам и странам. Но по мере приближения лекции к концу убеждение ее стало вдруг ослабевать, и Катя с грустью призналась себе, что струсила, что разговаривать она не будет, что у нее для этого не хватит мужества. Она ограничилась запиской, в которой просила историка назвать все книги, какие он написал.
Перед лектором на столике лежала груда записок. Катя боялась, что ее записка затеряется среди них, что лектор ей не ответит. Но он ответил, и Катя торопливо записала в блокноте десятка полтора названий. В течение года она терпеливо и упорно собирала эти книги в магазинах. Не хватало вот только работы о декабристах. Как хорошо, что она догадалась оставить в Доме печати заявку. Вчера букинистический отдел прислал ей открытку: книга есть.
Катя зашла в городской парк и села на укромную скамеечку, скрытую кустами жасмина.
Вечерело, под деревьями сгущались тени, читать было трудно. Катя напрягала зрение, но оторваться от книги не могла. Она так увлеклась, что даже не заметила, как кто-то сел на соседнюю скамейку, и только знакомый голос заставил ее поднять голову. Возле нее сидели Лидия Ивановна Журбина и заведующий заводским клубом Вениамин Семенович.
Заложив ногу за ногу, Вениамин Семенович покачивал кончиком ботинка, на лице у него было выражение строгое и вместе с тем мечтательное. Он говорил:
— В наше время на мелочи размениваться нельзя. И я вас прекрасно понимаю, Лидия Ивановна, я полностью разделяю ваше стремление к жизни широкой, содержательной. Узкий специалист подобен флюсу, — сказано когда-то Козьмой Прутковым. Вы живете в окружении хотя и очень уважаемых, но чрезвычайно узких специалистов. И отсюда ваша неудовлетворенность жизнью. Что ж, флюс должен прорваться в таком случае.
Лида обмахнула лицо кончиком косы, ответила серьезно и озабоченно:
— Знать бы, как это делается.
Она машинально взглянула в сторону Кати, узнала ее и тотчас умолкла. Катя поздоровалась.
— Катюша! — сказала Лида. — Ты что здесь? — Она была смущена и поспешно искала выхода из неловкого положения. Катя, как поговаривают, невеста Алексея, все ему расскажет, в семье узнают, и может получиться очень скверно. — Иди-ка сюда, иди к нам! — позвала Лида. — Вы не знакомы? Это Катя Травникова, а это Вениамин Семенович.
Вениамин Семенович поднялся навстречу Кате, крепко пожал руку:
— Кажется, не встречались.
— А я вас знаю, — ответила Катя, присаживаясь на скамейку. — В клубе видела.
Вениамин Семенович улыбнулся и непринужденно, точно они с Катей старые друзья, взял книгу у нее из рук.
— Знакомый автор, знакомый. Общались с ним. Бывало, вот так же, как мы сейчас с вами, с ним сиживали. У меня его дарственная надпись есть.
— Да что вы! — воскликнула Катя.
— Как раз именно эту книгу он мне и подарил.
Катя с восхищением и завистью смотрела на Вениамина Семеновича, будто перед ней сидел сам знаменитый историк. Лида тем временем раздумывала, как же все-таки объяснить Кате то, что она оказалась с заведующим клубом в городском саду. Решила ни в какие объяснения не пускаться, сделать вид, что встреча случайна и ничего особенного в ней нет.
— Катя — будущий историк, — сказала она. — И, кажется, моя будущая родственница.
Катя смутилась. Зачем это говорить, никому не интересно, и кто это выдумал? Стыд какой! Катя поспешно заговорила о Рылееве, Бестужеве, о России начала девятнадцатого века. Вениамин Семенович внимательно слушал, разглядывал Катино лицо, глаза, руки. Потом заговорил сам, и говорил так интересно, что Катя вполне убедилась в его дружбе с автором книги о декабристах. Вениамин Семенович знал эту книгу, по-видимому, не хуже, чем сам автор. Он говорил и говорил, и Катины познания в истории по сравнению с его познаниями показались ей ничтожными."
В образе завклубом, соответственно, уже просматриваются зачатки сознательного врага пролетарской революции... которые, если обращаться к истории, даже в самых радикальных "диссидентах" времён "Оттепели" можно разглядеть лишь с большим трудом (особенно если на некоторое время забыть о том, чем дело кончилось, и пытаться смотреть на них глазами тогдашних людей, современников), а уж в "оттепельном" партийно-советском активе их, казалось бы, и совсем не было. Что касается семейной жизни, то тут книжный Вениамин Семенович действует гораздо более изощрённо, чем это показано в фильме; поначалу попытавшись, в самом деле, отправить сожительницу на аборт и потерпев в этом паскудном деле неудачу, он быстро сообразил, что и тут могут быть свои "плюсы": "Что ни день, то «мысли» Вениамина Семеновича становились пошлей, отвратительней, гаже. Он видел: будет ребенок, который прикует Катю к нему, к отцу, прочной цепью. Деваться ей уже некуда, разливаться соловьем перед ней, непрерывно играть благородного рыцаря нужды уже нет". Тут, кстати, самое время объяснить, почему я называю Катю Травникову сожительницей Вениамина Семеновича, хотя сам Кочетов употребляет слово "жена" ("Став женой Вениамина Семеновича, Катя принялась мечтать о поездках по стране"); всё просто: уже после их разрыва Катя, в разговоре с Агафьей Карповной (матерью Алексея Журбина), прямо говорит о том, что они "были не зарегистрированы, он не хотел". В общем, книжный Вениамин Семенович - настоящее чудовище, но чудовище живое (невымышленное) и, что ещё хуже, вполне приспособленное к советским условиям, в них выросшее... на экране советские зрители ничего подобного не увидели."Неделю спустя он сказал, чтобы она поговорила с Маргаритой Степановной, — надо-де непременно найти акушерку и принимать меры. Катя не поняла, о каких мерах он говорит. Вениамин Семенович объяснил резко и грубо. Она заплакала, замотала головой. Ей от всего этого стало страшно. Ей казалось, что она все еще девочка, девочка — и вдруг над ней нависло что-то очень нехорошее, стыдное, о чем она слышала только в разговорах взрослых женщин. А самое страшное было в том, что на ее глазах Вениамин Семенович начал неожиданно меняться.
— Ты, может быть, считаешь это преступлением? — говорил он, сдерживая крик, отчего злобно шипел. — Да, по-твоему, это преступление? Чепуха! Пойми простую вещь: преступление — все то, что тебя ограничивает, все, что тебе мешает. Что некрасиво, то и неморально. Ничего красивого в твоем состоянии нет.
Катя даже вздрогнула, услышав эти слова. Год назад она листала какую-то книгу, кажется, том «История гражданской войны», и там прочла именно эти слова. Их произносил человек с лицом эстетствующего бандита, державший в одной руке бомбу, в другой — цветок.
— Зачем же повторять слова Бориса Савинкова? — сказала Катя.
— Я чужих слов повторять не люблю. Я не знаю, о чем болтал Савинков. Я высказываю свои мысли"
("Журбины", Глава 14, Часть 2)
Теперь, наконец, можно перейти к образу Кати Травниковой. Если из актера Баталова вполне мог бы выйти Алексей Журбин, а из актера Гриценко получился бы Вениамин Семенович (будь на то воля сценаристов), то на вопрос о том, какая из актрисы Елены Добронравовой Катя Травникова, я могу ответить чётко и однозначно: никакая. Первое, что прямо-таки бросается в глаза - полное несоответствие внешности; в "Журбиных" внешность Кати Травниковой описана всего несколькими строками, зато очень определённо:
Следующее, - это уже бросается в уши, - у книжной и киношной Катюш, оказывается, разные отчества. Киношная Катюша на неявный вопрос о том, как её по батюшке, уверенно отвечает: "Ивановна"."Катя, в широком обманчивом пальто, которое делало ее маленькую крепкую фигурку непривычно полной, сиротливо стояла на мокром тротуаре, под фонарем, вся освещенная с головы до ног. Выбиваясь из-под шляпы, вьющиеся волосы ее сияли золотом. С рассеянной пристальностью она разглядывала афишу в клубной витрине, затянутой проволочной сеткой (...) Лицо у Кати было какой-то необыкновенной чистоты, глаза голубые, губы пухлые, яркие. Таким глазам и губам только бы улыбаться (...) Катя не спеша — к чему спешить, когда уже опоздали — проделала все, что проделывают девушки перед зеркалом театрального гардероба, даже, послюнив палец, пригладила золотистые брови, которые совсем не надо было приглаживать — пушистые они были куда красивей, — еще раз одернула платье, поправила на нем пояс и повернулась к Алексею, по-прежнему холодная и безразличная (...) Неожиданный душ изменил настроение. Какие тысячелетия, какая слава, когда Алексею хотелось обнять Катю и гладить, целовать ее золотистые волосы (...) Эта Катюшка!.. Тоня всей душой ревновала к ней Алексея. Разве не обидно, не горько: вот была, была такая хорошая дружба, вдруг появилась беленькая чертежница — и всей дружбе конец. Как будто у Алеши и сестры уже не стало"
("Журбины", Главы 1 - 2, 4)
Откуда взялась "Ивановна", догадаться, в общем-то, нетрудно: до знакомства с Катей Вениамин Семенович, некоторое время, "крутил отношения" с женой Виктора Журбина (старшего брата Алексея), Лидией Ивановной. По всей видимости, первоначально сцена их с Катей знакомства в фильме должна была быть ближе к книжной, но потом, по какой-то причине, Лидию (в фильме она присутствует, её играет Клара Лучко) из сцены знакомства убрали... персонажа вырезали, а отчество от него осталось."— Керосинку надо или плитку, — сказала Агафья Карповна, осмотрев Катино хозяйство. — Кастрюльки. Водичку греть. — Она распеленала ребенка. — Как назовешь-то? Или уже назвала?
— Назвала, Агафья Карповна, — смущенно улыбаясь, ответила Катя. — Мариной.
— Марина Вениаминовна! — сказала одна из девочек, пощекотав пальцем Катину дочку.
— Нет, — поправила Катя, — Алексеевна. — И густо покраснела.
— Как же это? — Агафья Карповна тоже покраснела. — Нельзя так, — сказала она, от волнения не находя других слов. — Нельзя, нельзя!
— Почему, Агафья Карповна? — почти шепотом опросила Катя, волнуясь не меньше ее. — Почему нельзя? Мы же были не зарегистрированы, он не хотел. А я не хочу, чтобы оставалась от него память. Не хочу, Агафья Карповна, не хочу!
— Нельзя, говорю, чужое имя брать!
— Оно не чужое, Агафья Карповна. Это имя моего папы. — По Катиным щекам светлой цепочкой побежали мелкие слезинки"
Впрочем, несоответствие внешности не было бы большой бедой, а несовпадение имён так и осталось бы недочётом сценаристов, если бы... если бы актриса Добронравова, получив от сценаристов задание изобразить на экране жалкое существо, не подошла бы к его выполнению со всей возможной ответственностью. А киношная Екатерина Ивановна Травникова - именно что жалкое существо: как уже упоминалось, для того, чтобы произвести впечатление на книжную Екатерину Алексеевну, Вениамину Семеновичу нужно было пересказать содержание научной работы и вообще говорить умно, - между тем, киношному Вениамину Семеновичу оказывается достаточно назвать громкие имена людей, с которыми он, якобы, общался, чтобы Екатерина Ивановна"поплыла"; первое свидание Кати с Алексеем в фильме обрывается чуть ли не едва начавшись, при этом Катя волнуется насчёт того, что "мама увидит", - в книге на это нет и намёка ("Сделав крутую петлю, вышли на шоссе, с которого были видны огни Нового поселка. Вот Алексей проводит Катю до подъезда дома, Катя подаст ему руку — и всё. И на этот раз Алексей не скажет тех слов, которые он давно приготовил. Он не выдержал (...) Их обоих охватило волнение. Алексей уже решился обнять Катю, он шагнул к ней, сердце у него стучало так, будто в грудь на полную мощь бил молоток клепальщика. Но с шумом промчался троллейбус, обдал их на миг ярким светом, и они, испуганные, отшатнулись друг от друга", - так это долгое свидание заканчивается в "Журбиных"), зато есть намёк на интерес интеллигентки Кати к ручному труду ("Еще удачно, — говорила Катя, — что я в школе научилась чертить. Иначе, не знаю, что бы мне и делать. Чертежница — все-таки квалификация. Только неинтересная (...) Конечно. Водишь и водишь целый день карандашом. Скучно. У вас другое дело!"), начисто отсутствующий в фильме... и так далее, и тому подобное. Отказ этого жалкого существа от аборта в фильме выглядит настоящим чудом, и по фильму выходит, что Вениамин Семенович бросил беременную Катю, между тем как в книге... примерно такую версию событий рассказывает (к тому времени уже бывший) сам завклубом инженеру Скобелеву (после чего происходит их "драка" на вокзале, в этой части фильм почти не расходится с книгой), но в книжной действительности всё происходит по-другому:
Книжная Катя сама бросает сожителя, окончательно раскрывшегося, как чудовище (и, тем самым, пусть и без умысла, выгоняет его из города, поскольку её мать с самого начала от Вениамина Семеновича была не в восторге)."В конце концов Катиного героя не стало. Был щупловатый сорокалетний человек, с редеющими, зализанными волосами, в восьмигранных очках, — и больше ничего. Катя не могла с ним оставаться дольше, он сделался ей противен. Сказать Маргарите Степановне она ничего не могла. Как скажешь об этом матери, которая как раз и предупреждала, что так случится?
К удивлению Кати, у нее появилось совершенно неожиданное утешение — будущий ребенок. Она будет растить его и воспитывать, они будут любить друг друга, и никого больше им не надо. В какие-то короткие дни Катя повзрослела, из девочки превратилась в женщину. Зачем вечно хмурится мама? Зачем изощряется в пошлостях Вениамин Семенович? Разве все это трогает ее, Катю? Нет, Кате теперь не страшны даже встречи с Алексеем. И он, и Вениамин Семенович перестали для нее существовать. Катя поняла, что дома ей жить нельзя. Она думала, думала и наконец придумала, как поступить. Она пошла к заместителю директора по хозяйственной части и попросила перевести ее в подсобное хозяйство, — там есть общежитие, там далеко от Вениамина Семеновича и вообще от всех глаз. Заместитель директора принял самое деятельное участие в устройстве Катиной судьбы. Он даже сказал, что уходить с завода ей совсем не обязательно, что завод может дать отдельную комнату, если она не желает жить в прежней квартире. Но Катя настаивала на том, чтобы ее перевели в подсобное хозяйство. И заместитель директора согласился. Катю приняли на должность табельщицы, поселили в маленькой комнатке"
("Журбины", Глава 14, Часть 2)
Напоследок, не могу не сказать несколько слов о той сцене, в которой Алексей Журбин и Катя Травникова окончательно выясняют отношения между собой. Книжная и киношная сцены финального объяснения очень сильно отличаются друг от друга: киношное объяснение происходит в подсобном хозяйстве (куда Алексея подвозит инженер Скобелев), в то время как в книге Алексей (которого подвозит инженер Басманов, близкий друг его отца) перевозит (почти что силой, но это как раз тот случай, когда "насилие" было невозможно без желания "жертвы") Катю в свою квартиру и они объясняются уже там. Но главное, сущностное, на мой взгляд, различие между этими сценами - совершенно в другом. Вот - сцена из фильма:
Кочетов тут уже открытым текстом пишет, что Катя Травникова - кто угодно, только не жалкое существо, но есть ещё одна подробность: в фильме герои, объясняясь друг с другом, присаживаются и сидят, - в книге же они стояли и двигались. Есть в этом, знаете ли, какой-то жутковатый символизм..."Катя промолчала. Она стояла перед ним маленькая, несчастная, растерянная, с широко раскрытыми глазами, в которых были тоска, и страх, и любовь — все вместе.
— Ты не думай, — заговорил Алексей, — это не моя квартира, теперь она будет твоя. Слышишь, Катюша, твоя. Я сейчас уйду к нашим, на Якорную. А ты живи здесь. Тебе здесь лучше, и девочке твоей лучше. Здесь просторно, тепло, сухо. Слышишь?
Чем больше он говорил, тем сильнее Катя бледнела. В глазах ее уже не было ни тоски, ни страха. Алексею показалось, что она вот-вот упадет в обморок. Он двинулся к ней, чтобы поддержать, но Катя отступила на шаг.
— Слышу, — ответила она. — Слышу, Алеша. Значит, это жертва? Мне жертв не надо. Ты пожалел меня. Не хочу никакой жалости.
Перед Алексеем был совсем другой человек. Не несчастный и маленький, а гордый и оскорбленный.
— Немедленно увези меня обратно! Или я уйду пешком.
— Хорошо, ты уйдешь. Я тебя отвезу. Но скажи, почему ты не ответила на мое письмо?
— Только потому, что знала: ты же написал его из жалости. И вот не ошиблась.
— Только потому?
— Да, потому.
— Если так, Катюша, то я сказал тебе неправду. Я привез тебя совсем не для того, чтобы уходить. Я думал, ты захочешь остаться со мной. Я хочу быть с тобой, Катюша. Я не могу без тебя…
— Боюсь верить, Алеша… — Катя зашептала, как было там, на площади возле завода. — Боюсь…
Алексей сделал шаг к ней, Катя не отступила; шагнул еще. Третий раз переменилось выражение Катиных глаз. Там были теперь тревожное ожидание и готовая вспыхнуть радость. Алексей не увидел этой радости, потому что Катя крепко, всем лицом вдруг прижалась к его груди и обхватила руками его плечи"
Комментариев нет:
Отправить комментарий