Матерная брань — дело скверное... но говорить об этом без мата с каждым годом становится всё труднее; и если исследователь может и должен сдерживать свои чувства, то требовать того же от художника, пожалуй, нелепо. Наша страна, со всей её многовековой историей и великой культурой, нынче превратилась в какой-то захолустный остров в Карибском море, где выясняют между собой отношения вудуисты и растаманы. И если у растаманов лучшие дни ещё впереди (судя по тому, что главная приверженка культа заскучала аж на "церемонии Инаугурации Национального лидера", нынешнее лето обещает быть очень жарким, а подключение к делусовершенно неожиданных сил грозит сделать "царские дни" совсем уж незабываемыми), то вудуисты всю свою идейную мощь обрушат на народ нынче.
Москву этот отвратительный обряд сегодня ещё только ожидает, а кое-где всё уже закончилось. Миллионы помнящих и гордящихся потомков прибиваютизображения своих прошедших Великую Отечественную войну предков к доскам, насаживают эти доски на колья, — и, подняв над головами, тащат на позорище. Разумеется, отвернув лица предков от себя, — ведь встречаться взглядом с глазами молодых солдат, глядящими с прибитых к доскам увядших фотографий, "помнящим и гордящимся" лишний раз страшновато. Ведь, как пелось в хорошей старой песне, этот взгляд — словно высший суд... об очень неприятных вещах может он напомнить. О том государстве, которое защищали бойцы, о том строе, который был его хозяйственной основой... да, в конце концов, о тех знамёнах, под которыми сражались (и за которые умирали) советские люди. А ещё — про неподвластные уставам войны слова из приказа, тысячи раз отданного и тысячи раз выполненного. Много, много неприятных воспоминаний может навеять "помнящим и гордящимся" солдатский взгляд, — и потому, разумеется, требуется им поднять доски с фотографиями повыше и отвернуть от себя. Отвернуть — и тащить, разбавив трёхцветными власовскими тряпками... в московском случае — тащить по Тверской.
Тщась забыться, оставив где-то в стороне не только неприятные воспоминания, но и нынешние неурядицы, — "благодарные потомки" (а вместе с ними, к сожалению, и некоторые дожившие до нынешних дней ветераны... их, само собой, не в чем упрекнуть, потому что нельзя винить старого человека в том, что он постарел и ослабел) развлекаются с трупами. Трупом Советского Союза (разодранного на куски ради "Новой России"), трупом Рабоче-Крестьянской Красной Армии (расчленённой и переделанной ради того, чтобы эти куски и их новоявленных "хозяев"было кому охранять)... трупом Победы советского народа в Великой Отечественной войне (всё, что отстояли и завоевали советские рабочие и крестьяне в ходе той войны, ныне либо уничтожено, либо украдено у них и обращено против них). Некрофилия, — или, если по-простому, труположество, — вот, в чём суть "культа Победы" для народа, сравнительно большое число представителей которого (не большинство, к счастью, но слишком значительное меньшинство), увы, угнетателям удаётся вовлечь в чудовищный ритуал.
"Благодарные потомки" не видят глядящих с фотографий глаз своих предков, — а вот я, наблюдая за этим безобразием со стороны, вижу. И мне стыдно. Стыдно за русскую молодёжь, впавшую в это безумие; стыдно за стариков, позволивших себя в это втянуть; а больше всего — за себя. За свою слабость. За то, что не могу прекратить эту мерзость прямо сейчас. За прошлые ошибки, из-за которых, в какой-то мере, и стало возможным то, что происходит сейчас.
Комментариев нет:
Отправить комментарий