Мысль о том, что под российской государственностью находится некая атомная бомба, высказанная в своё время российским «национальным лидером», на самом деле является плодом его самостоятельной мыслительной работы примерно в такой же мере, как недавние «антикапиталистические» откровения. Додуматься до неё не так уж и трудно: в течение прошлого века государства, столицы которых находились на территории современной Российской Федерации, распадались дважды, — в 1917 и 1991 годах, — и ход обоих процессов распада сам собой наводит на мысль о том, что что-то тут не так.
Прошлый век стал веком крушения больших и не очень больших колониальных империй, которое могло обернуться падением всего империалистического порядка, — но, в итоге, примело лишь к его видоизменению, созданию системы неоколониализма. События, происходившие на землях «Большой России», часто пытаются приплести к этому общемировому процессу, — и порой соответствующие теоретические построения выглядят очень убедительно, но... если присмотреться повнимательнее да начать «копать», то от убедительности ничего не останется. Россия по сей день является «асимметричной федерацией», включающей в себя (наряду с «чисто русскими» регионами) крупные административные образования, созданные на национальной основе, — большинство населения (или значительная его часть) в этих регионах не принадлежит к русской нации... но остаётся с Россией. В то же время, в других государствах «постсоветского пространства» сохраняется и проявляет определённую устойчивость явление «пророссийской ориентации», — и соответствующие настроения распространены (устойчиво) не только в «русской диаспоре», но и именно среди «коренного населения», от Прибалтики (где этот вопрос почти разрешился) до Средней Азии (где, особенно в Казахстане, этот вопрос загнан внутрь, что чревато междоусобной резнёй). Даже в 1917 году широкие народные массы в тех государствах, которые ныне составляют «постсоветское пространство», отнюдь не горели желанием окончательно разойтись с русскими, — а отсутствие у «простых людей» желания «разводиться» в 1991 году было даже официально зафиксировано. И тем не менее, оба раза, и в 1917-ом, и в 1991-ом, «Большая Россия» распалась на достаточно устойчивые государственные образования.
Теория «падения российского колониализма» — это, можно так сказать, либеральная теория, распространённая в кругах либеральной общественности; наиболее решительно настроенные её приверженцы полагают, что «Распад империи трагически не закончен», — и, стало быть, «для полного счастья» (всего человечества) «нужно», чтобы Российская Федерация тоже развалилась... то ли по административным границам, то ли ещё как-нибудь. К слову, по административным границам РФ плохо разваливалась даже в «лихие девяностые» и даже там, где взаправду разваливалась: пресловутый «Чеченский конфликт» сопровождался в том числе и распадом Чечено-Ингушетии, причём общепризнанной границы между Чечнёй и Ингушетией нет до сих пор.
В противовес либеральным построениям «государственно-патриотическая» общественность выдвигает своё собственное «объяснение» причин распада России. Она не заморачивается разработкой высоких теорий, у неё всё просто: единую, неделимую и довольную собой Россию развалили «жиды»... или «большевики»... или «жиды-большевики», — в зависимости от того, в какую сторону вывернуто сознание данного конкретного «государственно-патриотического» деятеля, могут указываться разные разваливающие субъекты (вплоть до «жиды разваливали, большевики собирали», имеется и такое мнение), но суть у таких концепций одна. Построения российских «патриотов-государственников» принципиально неопровержимы, — любой довод, выдвигающийся против них, может быть «отбит» ссылкой на секретные приложения к «Протоколам сионских мудрецов», — но с более-менее проверяемыми фактами согласуются плохо.
Всё дело в том, что изначально большевики не только не собирались строить федеративное государство, но и вполне себе открыто выступали против федерализма. Когда сейчас об этом вспоминают, у иных «государственно-патриотических» деятелей это вызывает недоумение, — и они спешат вспомнить о том, что большевистская программа включала в себя признание за всеми нациями и национальностями Российской империи права на самоопределение. Словно нарочно для таких недоумевающих, хотя и по иному поводу, Ленин пояснял: «Мы в принципе против федерации — она ослабляет экономическую связь, она негодный тип для одного государства. Хочешь отделиться? Проваливай к дьяволу, если ты можешь порвать экономическую связь или, вернее, если гнет и трения «сожительства» таковы, что они портят и губят дело экономической связи. Не хочешь отделяться? Тогда извини, за меня не решай, не думай, что ты имеешь «право» на федерацию» (ПСС, т. 48, с. 235), — и далее указывал: «Отделения мы вовсе не проповедуем. В общем, мы против отделения. Но мы стоим за право на отделение ввиду черносотенного великорусского национализма, который так испоганил дело национального сожительства, что иногда больше связи получится после свободного отделения» (там же); то есть, даже и право на отделение рассматривалось вождями русского рабочего класса как средство укрепления (грядущей) российской диктатуры пролетариата, Русской Коммуны, в которой именно великорусские рабочие, пройдя через очистительное самоунижение, станут первыми среди равных (на сравнительно долгий срок, пока пролетарские революции не победят по всему миру, сделав государственные границы ненужными).
То есть, на «федерализацию» большевики пошли вовсе не потому, что стремились к этому, — а потому, что обстоятельства их заставили. В 1917 году сама российская государственность как таковая рухнула под тяжестью накопившейся на ней за века глупости и подлости, — рухнула так, что большевикам, взявшим власть осенью 1917 года, пришлось немного отвлечься от собственной партийной программы и заняться преодолением национальной катастрофы. Одним из проявлений которой — далеко не единственным и не самым важным, — был территориальный распад. К слову: крушение колониальных империй в прошлом веке почти никогда не сопровождалось крушением государственности господствующей нации; наоборот: когда, например, в 1940-ом под ударами немецко-фашистских захватчиков рухнула французская государственность, — французские патриоты смогли «зацепиться» именно в колониях.
Большевики вынуждены были заняться «собиранием земель», — и вот тут-то проявились закономерности распада России, которые до сих пор можно наблюдать по тем самым, не раз уже помянутым советским административным границам разного уровня. Присмотревшись к ним, можно разглядеть и следы тех, кто «бомбу» заложил.
Для начала — заглянем в Центр карты. Не географический, а исторический, — туда, где располагаются собственно земли Руси. По ним прошли границы двух уровней: «областные» (так сказать, низшего уровня, разделяющие регионы РСФСР, Украины и Беларуси, образованные на чисто территориальной основе), — и «государственные», между, собственно, Россией, Украиной и Беларусью. Русских автономий нет, и это кажется самоочевидным, — но если подумать, то это довольно странно. Ведь собственно «собирание русских земель», — объединение ряда древнерусских государственных образований вокруг Москвы, — происходило далеко не мирно: тут можно вспомнить и растянувшееся на многие годы кровавое присоединение Новгорода, и длительную войну между Москвой и Тверью... даже рязанские правители, пользовавшиеся неслабой поддержкой местного «простонародья», долго колебались. И тем не менее, при распаде России не возникло ни «Новгородской республики», ни «Тверской республики», ни «Рязанской республики». В то же время, та часть Руси, которая позже стала Украинским государством, присоединилась к «Московскому государству» добровольно, по итогам мощного народного движения... но при распаде России тут сложилось довольно устойчивое государственное образование, границы которого менялись (в том числе за счёт присоединения «русских областей»... в которых, за исключением Донбасса, большинство населения, впрочем, составляли малороссы; согласно данным переписи населения Российской империи, — с. IX — «центром малороссов являются четыре губернии, орошаемые Днестром и средним и нижним течением Днепра: Подольская, Волынская, Полтавская и Киевская, в которых они составляют свыше 90% всех русских. Несколько меньше их в смежных восточных и южных губерниях: Харьковской (81,7%), Екатеринославской (79,3%), Херсонской, Бессарабской и Черниговской (во всех трех 70,2 — 70,9%). В Таврической губернии их 59,6%... На Кавказе они преобладают в Кубанской обл. (52,5%) и Ставропольской губ. (39,8)»... то есть, вопреки выдумкам, в которые многие верят, Ленин не столько «прирезал» Украине великорусские области, сколько окончательно отрезал от неё «украинскую» Кубань), — но «ядро» совсем не хотело «в Россию» (хотя и было готово оставаться «с Россией»).
Теперь посмотрим на Север, туда, где с незапамятных времён жили финские племена. Тут имеются границы трёх видов: областей, автономных государственных образований и независимых государств. И, вообще говоря, это столь же странно, как и отсутствие «Новгородской республики». Потому как если не строить предположения насчёт совсем уж седой древности, то можно заметить, что финны (для краткости будем использовать такое обозначение), в отличие от своих родичей венгров, почему-то... не были склонны создавать свои собственные государства. В древности финны были основным населением многих земель, ныне обоснованно считающихся «исконно русскими», — и в большинстве своём они растворились в русском народе, оставив великороссам на память о себе названия городов (Муром, Весьегонск... есть гипотеза, что и название русской столицы, Москвы, имеет такое же происхождение) и некоторые особенности характера (предков многих нынешних русских воспитывали финские матери, и порой их влияние чувствуется до сих пор). Насколько известно, Российская империя не захватила ни одного финского государства, — и большая часть всех финских народностей, проживавших на её территории (включая марийцев, у которых некоторая склонность к государственному строительству проявилась, и которых «Московия» присоединяла к себе с большой кровью), при распаде России предпочла пусть и автономию, но в составе России; однако финны и эстонцы (которых русские независимости не лишали) пошли иным путём, создав устойчивые государственные образования, которые «в Россию» не хотели ни в какую.
Восток... Казань присоединяли с большой кровью, но при распаде России татарское «простонародье» послало свою «национально-сознательную» интеллигенцию куда подальше, и ни на что большее, нежели автономия в составе России, не «раскачалось». Казахстан, в общем и целом, присоединился добровольно, — но при распаде России здесь возникло сравнительно устойчивое государственное образование, и даже его «подчинение Москве» на правах автономии при Ленине было лишь ступенькой к окончательному обособлению.
Юг... Северный Кавказ Россия завоёвывала со времён Ивана Грозного (когда где-то на территории нынешних Чечни и Дагестана появились Терский город и Сунженский острог) вплоть до середины XIX века; при распаде России местное «простонародье» не проявило особого желания строить собственную государственность, при первой возможности образовав автономии в составе России. На Южном Кавказе Грузия добровольно присоединилась к России, а территорию нынешней Армении Российская империя отбила у Персии при деятельной поддержке местного населения, — но при распаде России Армения и Грузия стали устойчивыми государственными образованиями.
Закономерность просматривается, не правда ли? Может показаться, что она заключается как раз в том, что чем меньше крови было пролито при присоединении к России, тем легче происходило отделение, — но это ложное впечатление: Хиву на Востоке и Польшу на Западе присоединяли с большой кровью, — они и «отваливались» при первой возможности (даже тогда, когда Красная Армия освободила Польшу в ходе Великой Отечественной войны, вопрос о её вхождении в состав СССР никто не ставил в силу нелепости); калмыки добровольно приняли русское подданство, — и «остались с Россией», даже несмотря на пресловутую «сталинскую депортацию».
Общее правило заключается в том, что «с Москвой» при любых обстоятельствах оставались, — или, по крайней мере, «стремились к Москве» земли, присоединённые к Российскому государству при царях из династии Рюриковичей; «отваливаются от Москвы» земли, присоединённые при царях из династии Романовых. И в связи с этим нельзя не отметить, что национальная политика Рюриковичей коренным образом отличалась от национальной политики Романовых. Рюриковичи ставили себя, как русские цари, правители Руси, — и действовали, исходя из этого; другие народы, принимавшие русское подданство, подтягивались к русскому. Романовы, судя по всему, желали быть царями многих народов, — и при возможности у них должна была получиться мировая держава со столицей даже не в Царьграде, но в Иерусалиме (зря, что ли, они с Эфиопией связи налаживали... к слову, через Эфиопию, если бы распад Османской империи пошёл как надо, они могли бы протянуть руку ещё и к Мекке). Готовясь к завоеванию мира, они и тренировались на подручном материале: не пускали украинцев и белорусов в великорусский народ, с нуля создавали финскую государственность, — и вообще по-всякому экспериментировали с принципом национальностей. Долго экспериментировали, — и, в конце концов, случайно сконструировали атомную бомбу...
Комментариев нет:
Отправить комментарий