Как читать Кочетова. Кочетовские барышни

 Сегодня исполняется пятьдесят лет со дня смерти Всеволода Анисимовича Кочетова, моего любимого писателя. О том, стоит ли отмечать «юбилеи смерти», уже говорилось, а сегодня хотелось бы сказать несколько слов о том, как надо читать Кочетова, чтобы... в общем, чтобы прочесть их правильно. Не знаю, как сказать по-другому.

Собственно, я ведь никому не могу сказывать. Традиция поиска прототипов в книгах Всеволода Анисимовича, — она сложилась давно, она устоялась... она, в конце концов, позволяет творчеству Кочетова обретать новых поклонников, в том числе из числа тех, кто, может быть, никогда бы и не обратился к нему, если бы этой традиции не существовало. Так что... если кому-то хочется непременно искать у героев романов «Молодость с нами» или «Чего же ты хочешь?» реальных прототипов и делать из этого выводы, — кто может это запретить? Я — точно не могу. И всё же...

И всё же. Запрещать я никому ничего не могу, зато могу попросить. И я прошу Вас, товарищ Читатель: если когда-нибудь Вы станете читать какую-нибудь книгу Кочетова, — пожалуйста, не ищите там никаких «прототипов»; просто читайте текст, как он написан... Кочетов заслуживает того, чтобы его просто читали. Как Тургенева, Гончарова, Толстого, Достоевского, Шолохова, — его книги стоят того. Стоят того, чтобы просто следить за словами и действиями героев, поворотами сюжета, авторскими пояснениями и выводами. Доказать это я не могу... я не знаю, как это доказывать, и можно ли это вообще как-нибудь доказать. Просто прошу. Пожалуйста.

А чтобы тем, кто, всё-таки, решится почитать произведения Кочетова так, как они написаны, — просто почитать, а не искать там «прототипов», — было чуточку интереснее... Я сегодня составлю «рейтинг» главных героинь произведений Всеволода Анисимовича. «Рейтинг», сразу предупреждаю, будет на основе чисто субъективных критериев, — так что если кто-нибудь скажет, что «места» в этом «рейтинге» должны быть распределены по-другому, я даже спорить не буду.

Итак.

Из шести наиболее известных романов Кочетова («Журбины», «Молодость с нами», «Братья Ершовы», «Секретарь обкома», «Угол падения», «Чего же ты хочешь?») выраженные основные любовные линии есть в пяти. Книга «Секретарь обкома» является исключением: второстепенных любовных линий там целых две (и даже, можно сказать, три), одна связана с сыном главного героя, другая — с сестрой его жены... но все они, в конечном счёте, являются лишь эпизодами жизни «настоящего хозяина области». Стоило ли воспевать настоящего хозяина области (учитывая, что дело происходило в СССР и там, вроде как, строили коммунизм, и даже собирались построить его примерно к 1980 году) — вопрос отдельный, сейчас я его обсуждать не хочу. Нет в «Секретаре обкома» главной героини, я вот к чему, — есть просто героини со сложной судьбой. А в остальных пяти известных романах Кочетова есть именно основные любовные линии; и, соответственно, главные героини. В порядке их появления в русской литературе это:

— Екатерина Травникова («Журбины»);

— Ольга Колосова («Молодость с нами»);

— Леля («Братья Ершовы»; её фамилия, кажется, в романе не упоминается ни разу);

— Санька («Угол падения»; фамилия у неё, опять же, отсутствует);

— Валерия Васильева-Спада («Чего же ты хочешь?»; с теми, кто считает главной героиней этого произведения Ию Паладьину, спорить не стану, но у меня тоже есть право на своё мнение).

И первое место моего личного «рейтинга» кочетовских героинь занимает Оля Колосова. У неё куча недостатков, — и временами этот персонаж выглядит просто мерзко, — но, при этом, она, по крайней мере, часть своих недостатков осознаёт; и даже пытается стать лучше. Много раз спотыкаясь на жизненном пути, Ольга, тем не менее, находит своего мужчину с первой попытки, — хотя для этого ей приходится выйти из своего круга... это дорогого стоит.

Справедливости ради, с первой попытки находит своего мужчину и Санька из «Угла падения», но... это такой странный персонаж. Например, она отказалась вступать с любимым в брак, потому что: «Может, потом разонравлюсь, другую какую встретите, вам легче будет отвязаться от меня»... самопожертвование — это прекрасно (и по части жертвенности Санька из «Угла падения», пожалуй, окажется на первом месте), но мне кажется, что героиня «Угла падения», всё-таки, перешла границу разумного, и ушла за неё куда-то очень далеко. Туда, где, желая принести любимому пользу, ему можно нанести вред, и даже опасный для жизни вред. Мне вот так кажется.

Изуродованную Лелю из «Братьев Ершовых», по-моему, стоит дисквалифицировать. С тех пор, как прочитал книгу, не могу отделать от мысли, что она — служебный персонаж; и служит только для намёка на то, что герои Эпохи после XX съезда КПСС, вроде Дмитрия Ершова — они, конечно, герои, и даже очень герои, но лучше бы им не размножаться. Я допускаю, что у Кочетова так получилось случайно, не совсем по его воле (и даже против его воли), что он искренне хотел людей вроде Дмитрия Ершова воспеть, — но получилось у него именно так, как получилось. Ему жизнь так продиктовала.

Остаётся «схватка за бронзу». И поскольку этот «рейтинг» составляю я, так как мне хочется, то «бронзу» получают они обе — Катя Травникова-Журбина и Лера Васильева-Спада-Самарина. Интеллигентная советская девушка начала пятидесятых, увлёкшаяся довольно-таки внутренне пустым мужчиной старше её (разглядеть его гнилое нутро было не так-то трудно, но в юности он сыграл на бильярде с Маяковским, по собственным словам), — и интеллигентная советская девушка шестидесятых, увлёкшаяся иностранцем, в котором примечательно было только членство в героической Итальянской Компартии. У них обеих в «неправильных» браках рождаются дети, обе они, в конце концов, решают уйти от «неправильных» мужей, когда совместная жизнь с ними становится совсем невозможной; Катя возвращается к брошенному жениху (можно ли было с самого начала считать Алексея Журбина её женихом, вопрос спорный), Лера встречает новую любовь. При этом, осуждать их за совершённые в жизни ошибки, в общем-то, невозможно, — и Кочетов их не судит, — потому что они являются дочерями своего общества, той части советского общества, в которой они выросли и были воспитаны; их несчастья в личной жизни — «заслуга» именно этой среды, в которой Кочетов явно почувствовал нездоровое начало.