Небольшое, но, по-моему, необходимое дополнение к рассуждениям об интеллигентской контрреволюции в Советском Союзе. Думаю, Вы, товарищ Читатель, обратили внимание, что, говоря о внутреннем переворотеотдельных групп интеллигенции, я ни словом не помянул интеллигенцию творческую. Сделал я это сознательно, — если кого-то ещё мне и хотелось бы выделить из массы многого другого, то не «художников-писателей», а многочисленных работников учёта, — но, тем не менее, о роли «творцов» в уничтожении Советского государства сказать следует; в конце концов, именно их «смена кожи» (и в середине 50-ых, и во второй половине 80-ых, и, что даже важнее, между этими рубежными временными промежутками) сильнее всего бросается в глаза.
Скажу сразу: я — «гуманитарий», выросший среди «технарей». Именно в таких условиях проходило моё личностное становление: все мои родственники были «технарями» (а самый «гуманитарный» из них был по образованию преподавателем русского языка, то есть, в сущности, самой «технической» из «гуманитарных» дисциплин), школа, которую я закончил, была с физико-математическим уклоном... короче говоря, мне за мои «гуманитарные наклонности» нередко доставалось, и по мелочам (выговаривали мне за то, что физикой и математикой пренебрегал), и, иногда, по-крупному. Поэтому против «технарей» у меня может быть определённое предубеждение, которое я сам не осознаю до конца, — и если я не могу это учесть вполне, то я хочу, чтобы Вы, товарищ Читатель, это учли. Это было необходимое предисловие, — а теперь к сути.
Советская творческая интеллигенция, действительно, во второй половине XX века вовсю «меняла кожу», — и продуктами этого неприглядного процесса вовсю «одаривала» (отравляла) советских читателей, зрителей и прочих потребителей культурного продукта. В том, что и у (массы) советских интеллигентов, и у советских рабочих в решающее время сложились в головах те установки, которые сложились, — установки, с которыми вся эта трудящаяся масса не просто проиграла новоявленным «хозяевам жизни», но и не могла не проиграть; установки, которые интеллигентов превратили в обслугу и опору «новых хозяев», а рабочих заставили продолжать верить «своей» интеллигенции до тех пор, пока «новый порядок» не утвердился «окончательно» (с окончательностью всё не так просто, но сейчас речь не об этом), — «заслуга» советской творческой интеллигенции несомненна. Всё это так, однако есть одно очень важное «но».
Заключается это «но» именно в том, что «смена кожи» творческой интеллигенцией бросается в глаза. Творческие интеллигенты открытовыражали антикоммунистические по своей сути настроения, — и даже когда это принимало умеренный, прикрытый вид («фига в кармане»), то всё равно происходило у всех на глазах («нехорошие намёки» становились, всё-таки, всеобщим достоянием). У творческой интеллигенции на языкеоказывалось то, что у остальной интеллигенции было на уме; «лирик» выражал настроения «физика», писатель раскрывал намеренияинженера. По этим открытым выступлениям, «искоркам», — появлявшимся задолго до «большого пожара», на пепелище от которого мы все вынуждены жить сейчас, — рабочий класс и его партия могли быпонять, что в недрах советского общества творится что-то нехорошее, и принять меры для искоренения зародышей контрреволюции. Увы, предпочтение было отдано «борьбе с абстракционизмом», подавлению внешних проявлений, — и это, на мой взгляд, было огромной ошибкой.
Комментариев нет:
Отправить комментарий