Некоторое время назад восходящие звёзды российской «левой политики» Семин и Платошкин выдали... неожиданно содержательный разговор друг с другом. Содержание это, однако, оказалось облечено в чрезвычайно тошнотворную форму. Впрочем, обо всём — по порядку.
Журналист Семин моим постоянным читателям уже достаточно хорошо знаком, о Платошкине я, до сих пор, по существу ничего не писал... но представить их лучше всего, основываясь на статьях из «Википедии», то есть на общеизвестных сведениях, о которых если кто и не догадывается, то только поклонники означенных деятелей. Итак...
Платошкин Николай Николаевич (родился в 1965 году в Московской области) — бывший ельцинско-путинский дипломат, при Козыреве работавший в четвёртом Европейском департаменте МИД РФ; в 1995 году Козыревым и Ельциным в должности первого секретаря был направлен в дипломатическое представительство РФ в Германии, в Берлин, где и проработал до 1998 года, совершив, по его же признанию, ряд «подвигов» символического характера; при Путине работал в российском консульстве в Хьюстоне (США), но в 2006 году покинул дипломатическую службу из-за поведения МИДа в отношении его жены; перешёл на преподавательскую работу, где сравнительно тихо сидел до 2017 года, когда стал мелькать на путинском телевидении в качестве «эксперта»; в 2019 году возглавил движение «За новый социализм», объединяющее, по его же признанию, порядка 50 тысяч человек.
Семин Константин Викторович (родился в 1980 году в Свердловске) — бывший ельцинско-путинский телевизионный журналист, с 2000 года — сотрудник буржуазно-государственной ВГТРК, корреспондент официозной новостной программы «Вести», участник подготовки «прямых линий» российского «национального лидера» в 2001 — 2003 годах, делал репортажи с заседаний уважаемого парламента и не менее уважаемого путинского правительства, работал в зонах боевых действий, в 2004 — 2007 годах руководил корреспондентским пунктом ВГТРК в Нью-Йорке (США), с 2007 года — один из ведущих «Вестей»... в апреле 2014 года в эфире «России 24» (одного из телеканалов ВГТРК) начала выходить авторская программа Семина «Агитпроп», в которой ведущий заявил о себе, как о «последовательном марксисте», и года примерно с 2016-го этот «телевизионный марксизм» становился всё более «радикальным»; в 2019 году ушёл с «России 24», — уход был обставлен, как «политически мотивированный».
Ко всему сказанному следует добавить, что Семин и Платошкин — одни из самых популярных (хотя и не самые популярные) «левых видеоблогеров» в России: у Семина в настоящее время 351 тысяча подписчиков на «YouTube», — у Платошкина там же 300 тысяч подписчиков.
Что касается их разговора, то первое, о чём нельзя не сказать, — это их поведение. «Культурные советские люди» вели себя настолько отвратительно, что даже самые отмороженные представители «поколения ЕГЭ» выглядят образчиками культурности. Ну, хорошо, допустим, друг друга они не уважают; допустим, они не особо-то уважают Спицына, выступившего в качестве ведущего; но ведь это записывалось с расчётом на последующую публикацию, то есть это увидели и изначально должны были увидеть зрители... то есть, своих поклонников и последователей оба «левых деятеля» тоже не уважают совершенно, полагают, что предъявить им взаимную ругань и постоянные перебивания (Платошкин вообще с первых же минут зачем-то начал перебивать ведущего) — это нормально. Возможно, последователи Семина и Платошкина, в самом деле, и не заслуживают, чтобы их сильно уважали, — но вот означенным деятелям, всё-таки, не следовало столь открыто показывать своё пренебрежение.
Говорили оба спорящих, время от времени, вещи очень странные. Платошкин, бравируя тем, что внимательно читал Ленина, почему-то вопрошал: «Был это социализм — НЭП? Или нет?». Ну, если ты читал Ленина, то должен был, наверное, прочитать и вот это: «Оборот есть свобода торговли, есть капитализм. Он нам полезен в той мере, в которой поможет бороться с распыленностью мелкого производителя, а до известной степени и с бюрократизмом. Меру установит практика, опыт. Страшного для пролетарской власти тут ничего нет, пока пролетариат твердо держит власть в своих руках, твердо держит в своих руках транспорт и крупную промышленность. Борьбу со спекуляцией надо превратить в борьбу с хищениями и с уклонениями от государственного надзора, учета, контроля. Таким контролем мы направляем неизбежный в известной мере и необходимый нам капитализм в русло государственного капитализма» (ПСС, т. 43, с. 244; та самая работа «О продовольственном налоге»); иное дело, что социализм уже при НЭПе тоже был, поскольку: «1) патриархальное, т. е. в значительной степени натуральное, крестьянское хозяйство; 2) мелкое товарное производство (сюда относится большинство крестьян из тех, кто продает хлеб); 3) частнохозяйственный капитализм; 4) государственный капитализм; 5) социализм. Россия так велика и так пестра, что все эти различные типы общественно-экономического уклада переплетаются в ней» (там же, с. 206 — 207), — с 7 ноября 1917 года, когда в руках российского рабочего класса оказалась государственная власть, в России появились элементы социализма, существовавшие (и укреплявшиеся), разумеется, и в годы проведения новой экономической политики... вот только эти элементы в те годы находились совершенно не там, где хотелось бы Платошкину и его последователям. «Страшного для пролетарской власти тут ничего нет, пока пролетариат твердо держит власть в своих руках, твердо держит в своих руках транспорт и крупную промышленность» (там же, с. 244), — вот в этом заключался в годы НЭПа главнейший элемент социализма, а вовсе не в «частной инициативе».
Семин... сложилось такое ощущение, что идя на разговор с Платошкиным, он вообще никак не изучал работы этого самого Платошкина. Потому вместо конкретных цитат и фактов у Семина были, в основном, общие слова, — иногда они «попадали в цель», иногда нет... если бы этот разговор получился случайно, Семина нельзя было бы осудить за его поведение, — но «акт общения» готовился заранее, а вот «агитатор и пропагандист» почему-то решил, что можно прийти неподготовленным. Это причудливым образом выражало и дополняло ту точку зрения, которую Семин отстаивал: правильно указывая на то, что, прежде чем действовать, нужно «поставить диагноз», он получал от Платошкина совершенно обоснованный вопрос о том, «дальше что», — по идее, дальше, за общим «диагнозом», должны идти предметное изучение противника, и, на этой основе, выработка способов действия, вслед за чем, собственно, должны следовать сами действия, которые, помимо прочего, позволят практически проверить, верно ли был поставлен «диагноз»... но Семин принципиально останавливался на «диагнозе» и двигаться дальше никак не желал.
Ведущий Спицын, под конец, «порадовал» заявлением о какой-то высоченной явке на президентских выборах 2016 года в США (тогда на избирательные участки пришли 55% американских избирателей, и большая часть пришедших отдала свои голоса вовсе не симпатичному Спицину кандидату, который победил благодаря особенностям американского избирательного законодательства).
По существу, — отрешаясь от всех частностей, которые не так уж важны, — Платошкин продвигал подход: что-нибудь делаем здесь и сейчас (как-нибудь), изучать ничего не надо («люди и так все диагнозы уже поставили»), нужно действовать; Семин предлагал иной подход: надо, прежде всего, «поставить диагноз», а потом... ждать подходящих обстоятельств, причём ждать именно пассивно, приняв, что здесь и сейчас нельзя сделать вообще ничего (а «подходящие обстоятельства» связаны, главным образом, с противоречиями между ведущими империалистическими державами и их обострением... когда-нибудь). Следует заметить, что Семин требует ждать не в первый раз. По сути дела, «солидные дяди», олицетворяющие собой «новую левую политику», воспроизвели очень старый спор, возникший на развалинах КПСС: спор между РКРП и (будущей) КПРФ, когда, после запрета КПСС, одна часть российских коммунистов приняла реальность и, создав новую партию (РКРП), стала «вести ортодоксальную пропаганду» и ждать подходящих обстоятельств (внешне всё выглядело не так, «ортодоксы» что-то делали, собирая многотысячные митинги и даже поднимая рабочих на забастовки, но в конечном счёте за всем этим стояло именно выжидание, когда народ «проснется, очнется и сам все сделает»... почему, собственно, у многотысячных митингов и боевых забастовок никогда не было никакого политического итога), — а другая не смирилась, ушла в подполье («подпольщиков», правда, никто не преследовал и не собирался преследовать, но это сейчас известно, а тогда для непосредственных участников всё выглядело по-другому), стала добиваться легализации и, когда первая задача была относительно успешно решена (Конституционный Суд разрешил деятельность первичных организаций КП РСФСР и создание КПРФ на их основе), занялась политической борьбой здесь и сейчас (по ходу которой и как бы обзавелась «парламентским большинством», и как бы добилась формирования «правительства народного доверия»).
С 1991 года российское коммунистическое движение расколото на «Партию Высокой Теории» и «Партию Каждодневной Практики». Разойдясь тогда, эти две «партии», главным образом, грызутся друг с другом («практики», правда, по большей части «теоретиков» обходят молчанием, презрительно игнорируют... но это тоже разновидность грызни, на самом деле), попутно закономерно накапливая ошибки, которые не признаются и не исправляются. Семин (нашедший общий язык с активистами РКРП, которые в последнее время, во всяком случае в Москве, стали проявлять склонность к изоляции от остального левого движения, уходу с улиц и так далее) и Платошкин (заключивший «союз» с Партией Зюганова), как «лица нового поколения», намерены, видимо, вывести это дурацкое противоречие на новый уровень.
Комментариев нет:
Отправить комментарий