В связи с «чернобыльскими» заметками я недавно помянул Королева — того, который «отец советской космонавтики», — получил напоминание об обстоятельствах его попадания в исправительно-трудовые лагеря и, подумав, решил написать о деле Королева несколько подробнее; не о том деле, которое уголовное, а о деле всей жизни, сиречь о советской «Космической программе».
Сразу скажу, что цель оправдать «Большой террор» я перед собой не ставлю, поскольку «сталинские репрессии» в оправдании не нуждаются: вся последующая история, — и та, которая была «при Сталине», и та, которая продолжается «после Сталина», — всем своим ходом доказала, что эти «необоснованные репрессии» были правильным и совершенно необходимым делом, и в основном под их «каток» попадали те, кто этого заслуживал. Иное дело, что, во-первых, не всегда «жертв репрессий» гласно обвиняли в том, в чём они действительно были виноваты (тут значительную роль сыграла концепция «морально-политического единства советского общества», в угоду которой внутренние враги Советской власти зачастую выставлялись «агентами десяти империалистических разведок»*, а деятелям, шедшим против советского порядка по чисто социально-экономическим причинам, приписывались идеологические симпатии к Троцкому, Зиновьеву и тому подобным деятелям**), во-вторых, некоторые работники советских правоохранительных органов, в том числе высокопоставленные, в ходе своей работы допускали ошибки и злоупотребления, жертвами которых становились невиновные люди. О втором обстоятельстве нужно сказать, что это — плохо, но подобное происходит в любом государстве: отдельные сотрудники правоохранительных органов, время от времени, ошибаются («ошибки следствия», «судебные ошибки») либо совершают преступления («фабрикация» уголовных дел), из-за чего страдают невиновные... но только по отношению к «сталинским» правоохранительным органам это стало поводом для обвинений в «преступности всей системы» (хотя как раз в «сталинском» СССР с преступниками, проникшими в ряды правоохранительных органов, боролись весьма действенно, — Ягода и Ежов не дадут соврать, — а многие из их невинных жертв были достаточно быстро реабилитированы), — не потому, что их ошибки и злоупотребления были «наиболее чудовищными» за всю историю человечества, а потому, что эти правоохранительные органы, в отличие от многих других, существовавших в прошлом и существующих ныне, защищали особое государство, государство диктатуры пролетариата.
А теперь, без ненужных предисловий, к сути дела Королева. Достижения советской космонавтики в годы «Оттепели» и «Застоя» составляли своеобразную «витрину» Советского Союза, и до сих пор многие советские патриоты именно с их помощью стараются обосновывать превосходство советского порядка над буржуазным. Однако, если вдуматься, достижения эти, при всей их значительности... ничего не говорят о каких-либо преимуществах Советского Союза перед «Западом». Как то, что США обзавелись атомной бомбой раньше СССР, совершенно не доказывает качественного превосходства американского порядка над советским, — так и то, что Советский Союз первым запустил в космос спутник и летательный аппарат с человеком на борту, ничего не говорит о преимуществах порядка советского... по той простой причине, что как СССР смог «потянуть» создание атомной бомбы (там нашлись кадры, которые смогли разобраться в добытых советской разведкой на «Западе» чертежах, и производственные мощности, чтобы собрать всё, что собрать требовалось), так и «Запад» смог «потянуть» космические полёты, не особо напрягаясь.
То есть, — важно, — вместо того, чтобы развивать коммунистические производственные отношения, двигаться далее по пути строительства коммунистического общества (Сталин в «Экономически проблемах социализма в СССР» вполне чётко обозначал направление этого движения: «Если взять, например, различие между сельским хозяйством и промышленностью, то оно сводится у нас не только к тому, что условия труда в сельском хозяйстве отличаются от условий труда в промышленности, но, прежде всего и главным образом к тому, что в промышленности мы имеем общенародную собственность на средства производства и продукцию производства, тогда как в сельском хозяйстве имеем не общенародную, а групповую, колхозную собственность. Уже говорилось, что это обстоятельство ведет к сохранению товарного обращения, что только с исчезновением этого различия между промышленностью и сельским хозяйством может исчезнуть товарное производство с вытекающими отсюда последствиями. Следовательно, нельзя отрицать, что исчезновение этого существенного различия между сельским хозяйством и промышленностью должно иметь для нас первостепенное значение. То же самое нужно сказать о проблеме уничтожения существенного различия между трудом умственным и трудом физическим. Эта проблема имеет для нас также первостепенное значение. До начала разворота массового соцсоревнования рост промышленности шел у нас со скрипом, а многие товарищи ставили даже вопрос о замедлении темпов развития промышленности. Объясняется это главным образом тем, что культурно-технический уровень рабочих был слишком низок и далеко отставал от уровня технического персонала. Дело, однако, изменилось коренным образом после того, как соцсоревнование приняло у нас массовый характер. Именно после этого промышленность пошла вперед ускоренным темпом. Почему соцсоревнование приняло массовый характер? Потому, что среди рабочих нашлись целые группы товарищей, которые не только освоили технический минимум, но пошли дальше, стали в уровень с техническим персоналом, стали поправлять техников инженеров, ломать существующие нормы, как устаревшие, вводить новые, более современные нормы и т.п. Что было бы, если бы не отдельные группы рабочих, а большинство рабочих подняло свой культурно-технический уровень до уровня инженерно-технического персонала? Наша промышленность была бы поднята на высоту, недосягаемую для промышленности других стран. Следовательно, нельзя отрицать, что уничтожение существенного различия между умственным и физическим трудом путем поднятия культурно-технического персонала до уровня технического персонала не может не иметь для нас первостепенного значения», — и даже о мерах, способствующих продвижению, сказать не забыл: «Было бы неправильно думать, что можно добиться такого серьезного культурного роста членов общества без серьезных изменений в нынешнем положении труда. Для этого нужно прежде всего сократить рабочий день по крайней мере до 6, а потом и до 5 часов. Это необходимо для того, чтобы члены общества получили достаточно свободного времени, необходимого для получения всестороннего образования. Для этого нужно, далее, ввести общеобязательное политехническое обучение, необходимое для того, чтобы члены общества имели возможность свободно выбирать профессию и не быть прикованными на всю жизнь к одной какой-либо профессии. Для этого нужно, дальше, коренным образом улучшить жилищные условия и поднять реальную зарплату рабочих и служащих минимум вдвое, если не больше, как путем прямого повышения денежной зарплаты, так и, особенно, путем дальнейшего систематического снижения цен на предметы массового потребления»***), Советский Союз в годы «Оттепели» со всей силы вложился в «космическую гонку», представлявшую собой состязание в развитии технологий, которые вполне могли существовать в рамках капиталистического порядка (и спокойно существуют по сей день в рамках капиталистического уклада — в США, России и ряде других буржуазных государств).
Сразу, — чтобы не быть неправильно понятым, — скажу, что космонавтику в СССР развивать надо было... как и все прочие отрасли современного хозяйства. Однако в «оттепельном» и «застойном» Советском Союзе космонавтика превратилась в этакую «национальную идею», вокруг неё сложилась обстановка «общественной истерики», — и вот это было неправильно. На развитие космонавтики следовало тратить существенно меньше средств, — а «высвободившиеся» было бы целесообразно направить, например, на строительство атомных электростанций, чтобы они все были с контейнментом, — не стоило бояться быть «вторыми в гонке» (не было бы ничего страшного, если бы первый спутник запустили бы США) и даже некоторого «отставания» (развитие советской космонавтики должно было подчиняться, прежде всего, общей логике и потребностям развития советского народнохозяйственного комплекса... а это означает, что советская космонавтика могла развиваться в принципе по-иному, нежели «западная», какие-то важные исключительно для «Запада» направления, в СССР могли бы просто не получить развития, за ненадобностью).
При этом, у советского руководства не было и не могло быть решительно никаких доказательств того (неявно выдвигаемого) положения, что капитализм (мировой капитал) «космическую гонку» не потянет... во всяком случае, таких доказательств не давал ему марксизм-ленинизм, научный коммунизм. Однако некоторые «доводы» в пользу того, что «космическая гонка» могла бы «закопать капитализм», предоставляла другая, утопическая «коммунистическая» концепция, — и вот тут, наконец, самое время перейти лично к Королеву.
О том, что Королев был учеником Циолковского («Однако, особенно после встречи с К. Э. Циолковским, Королёва увлекли мысли о полётах в стратосферу и принципы реактивного движения»), известно, пожалуй, всем, — имя Циолковского на слуху, в его честь названы города, улицы, различные учреждения культуры. Гораздо меньше людей знает, чьим учеником был сам Циолковский: «В этой библиотеке Циолковский встретился с основоположником русского космизма Николаем Фёдоровичем Фёдоровым, работавшим там помощником библиотекаря (служащий, постоянно находившийся в зале), но так и не признал в скромном служащем знаменитого мыслителя. «Он давал мне запрещённые книги. Потом оказалось, что это известный аскет, друг Толстого и изумительный философ и скромник. Он раздавал всё своё крохотное жалование беднякам. Теперь я вижу, что он и меня хотел сделать своим пансионером, но это ему не удалось: я чересчур дичился», — написал позже Константин Эдуардович в автобиографии. Циолковский признавал, что Фёдоров заменил ему университетских профессоров. Однако это влияние проявилось много позже, через десять лет после смерти московского Сократа, а во время своего проживания в Москве Константин ничего не знал о взглядах Николая Фёдоровича, и они так ни разу и не заговорили о Космосе». И совсем мало людей отдаёт себе отчёт в том, что же такое философия Федорова, она же «философия общего дела», которая у Циолковского, в конце концов, оказалась вместо университета (непосредственно Федоров Циолковского не «агитировал за космос», просто задал общее направление).
Сердцевиной «философии общего дела» Федорова, главной её идеей является оживление мертвых («воскрешение»); оно, по Федорову, должно быть осуществлено силами людей, действующими во имя исполнения «сыновнего долга», — всё «ныне живущее» человечество должно объединиться ради этого «общего дела» и в этом «общем деле»; этой цели, — оживлению предшествующих поколений, — должно подчиниться развитие производства («лишнюю» городскую промышленность следует уничтожить, сами города расселить по деревням) и науки... а по мере того, как оживших будет становиться всё больше, — понадобится прорыв в Космос, с последующим превращением Земли в «планетоход», заселением других планет и так далее. И вот из этой-то «философии общего дела», при желании, можно было «вывести», что «общее дело» освоения Космоса «должно будет» постепенно захватить всё человечество, сломать перегородки между государствами и мировыми экономическими системами, — и, потихоньку, без войн и революционных восстаний, преобразовать весь земной мир, утвердив повсеместно новое общество, подозрительно похожее на коммунизм.
Понятно, что в Советском Союзе времён «Оттепели» о «всеобщем воскрешении» никто не заикался; даже сам вырвавшийся из сталинской «шарашки» и получивший возможность «свободно творить» Королев, возможно, не вполне отдавал себе отчёт в том, какие идеи легли в основу философии советской космической программы, что именно он, продолжая дело Циолковского, туда внёс; но... новому советскому руководству обязательно нужны были великие достижения (более великие, чем при Сталине), — а космонавтика, почему-то (отчёт в подлинных причинах отдавали себе единицы), казалась тем, что способно «решить все проблемы». И советское общество занялось «общим делом», потратило на это «общее дело» весьма существенные средства... но «вдруг» оказалось, что «западные» капиталисты вполне успешно тянут «космическую гонку», временами даже обгоняя Советский Союз. «Философия общего дела» не сработала. И хорошо ещё, что некоторая дисциплина, привитая «свободным творцам» в «сталинских шарашках» (накладываясь на страх, что «времена шарашек вернутся», существовавший во все годы хрущевского «волюнтаризма»... именно благодаря этому самому «волюнтаризму»), не позволила им запустить в Космос что-нибудь вроде РБМК.
* Агентура различных иностранных разведок на территории Советского Союза действовала; и среди агентов иностранных разведок были и такие, которые работали на несколько сразу... в частности, среди «старых большевиков», потерпевших неудачу во внутрипартийной борьбе, встречались такие, которые, полагаясь на свой революционный опыт, искали (и находили) «выходы» на иностранные разведки, — рассчитывая, что это они используют империалистов, а не наоборот. Однако масштабы деятельности иностранной агентуры на территории СССР «сталинскими» правоохранительными органами преувеличивались, бывали случаи, когда в «шпионы» и «агенты» записывали обычных бандитов (что, в дальнейшем, разумеется, облегчало Хрущеву с приспешниками их «реабилитацию», — мол, раз не иностранные агенты, то и не преступники вообще).
** Существование троцкистского подполья в Советском Союзе признавал сам Троцкий; но, опять же, в «троцкистско-зиновьевские заговорщики» нередко попадали обычные (условно «левые») противники Советской власти, а то и просто бандиты.
*** Полный коммунизм в отдельно взятой стране таким образом построить, разумеется, было нельзя, — для полного коммунизма нужна мировая революция, а пока коммунизм строится в капиталистическом окружении, строящему его обществу нужны будут постоянная армия, спецслужбы, чиновничество (хотя бы в виде дипломатических работников); тем не менее, намеченные Сталиным преобразования, если бы они были осуществлены до конца, могли бы на деле сделать изменения, произошедшие в российском обществе в ходе коммунистического строительства, необратимыми, — коммунистическое хозяйствование стало бы привычным и естественным, у советских людей пропали бы поводы завидовать «Западу», - и, кроме того, они в обязательном порядке произвели бы расшатывающее действие на весь «западный» мир (как непосредственно благодаря «русскому примеру» для тамошнего «простонародья», так и через появление на мировом рынке разработанных в новом советском обществе, — где большинство рабочих подняло бы свой культурно-технический уровень до уровня инженерно-технического персонала, - совершенно новых технологий, какие-то из которых капитализм, в конце концов, действительно не потянул бы).
Комментариев нет:
Отправить комментарий