Уже больше ста лет, — а особенно часто, по понятным причинам, в последние три десятилетия, - при рассмотрении событий, предшествовавших Великой Октябрьской социалистической революции, противники коммунистов время от времени объявляют Ленина и большевиков «агентами германского Генштаба», а коммунисты и им сочувствующие более-менее успешно доказывают, что ни Ленин, ни его соратники от немецкой военщины не получили ни копейки. В нынешнее юбилейное время подобные «исторические дискуссии», само собой, обретают второе дыхание, и хотя вековой юбилей Октябрьской революции уже давно позади, нет-нет да и вспыхивают, особенно на просторах русскоязычного Интернета. С некоторых пор мне стало казаться, что с самой этой «дискуссией о немецком золоте» что-то не так, — и сегодня, по случаю длинных выходных, я хотел бы поделиться с Вами, товарищ Читатель, своими соображениями о том, в чём её коренная ущербность.
Начать, пожалуй, следует с того, что вопрос о том, были ли большевики «агентами Германии», современными россиянами воспринимается совершенно не так, как он воспринимался их предками в прошлом веке... и разница в восприятии связана, разумеется, совсем не с Октябрьской революцией. Наше нынешнее восприятие «службы русских Германии» как чего-то нравственно совершенно недопустимого и, пожалуй, даже греховного, — оно связано, разумеется, с событиями Великой Отечественной войны. Великая Отечественная война же, — и Вторая Мировая война вообще, — была, пожалуй, самой «идеологической» войной, какую, с начала своей истории и вплоть до тех лет, знало человечество. Тогда на полях сражений столкнулись не просто русские с немцами, — а столкнулись два миропонимания, одно из которых, немецкое (разделявшееся как «элитой» Нацистской Германии, так и значительной частью её «простого народа», вплоть до самых «низов»), включало в себя взгляд на русскую (и советскую вообще) землю как на «жизненное пространство» для немецкой «расы господ», а на русских (и советских людей вообще), соответственно, как на «людей второго сорта», которых можно уничтожать (даже если они признают «права» немецкого хозяина) любыми способами и в любых «необходимых» количествах. Немецко-фашистские захватчики вели против советских людей войну на уничтожение, во время которой самые жестокие и отвратительные преступления стали обыденностью, — и нет ничего удивительного в том, что у русских людей, прошедших ту войну, возникло особое отношение к Германии как таковой, которое они, даже не особо желая того, передавали следующим поколениям, вплоть до нынешнего. События Великой Отечественной войны, в ходе которой русский народ понёс огромные потери, превратились для него в психологическую точку отсчёта, определяющую восприятие отношений между русскими и немцами вообще, — и само собой, всякое сотрудничество с немцами, при котором интересы Германии ставятся во главу угла или хотя бы стоят для сотрудничающих на одном уровне с российскими, стало восприниматься, как недопустимое.
Между тем, век назад для такого восприятия русско-немецких отношений не было никакой почвы. Русское «простонародье» издревле воспринимало немцев, как чужаков (само слово «немец» в русском языке происходит от прилагательного «немой», и, изначально, распространялось вообще на всех уроженцев Западной Европы, говоривших на совершенно непонятных русским языках), — и... не более того. К 1914 году эти «чужаки» уже несколько веков постоянно жили в России, многие из них поколениями состояли на русской службе, российские города (включая столицу, «Санкт-Петербург», и её морскую крепость, «Кронштадт») со времён Петра I носили названия немецкого происхождения... в общем, именно к этим «чужакам» (а не к англичанам и французам) русская улица привыкла больше всего.
Единственной и, в силу этого, главной «Отечественной войной» для русского общества начала XX века была Отечественная война 1812 года, в которой «смертным врагом» русских были французы, немцы же выступали как союзники и братья по оружию, — даже те из них, кого Наполеону удалось мобилизовать, представляли собой наименее благонадёжную часть войска захватчиков, а находившийся на русской службе немец Витгенштейн, возможно, вообще внёс решающий вклад в разгром захватчиков, не пустив наполеоновские полчища к Ленинграду (к слову, в отличие от большинства тогдашних и последующих русских военачальников, Витгенштейн не «заманивал врага вглубь страны», но действовал по-суворовски, умело нанося решительные удары даже по превосходящим силам противника; в итоге французская «группа армий Север» вынуждена была отказаться от наступательных действий... а между тем, захвати французы российскую столицу, или хотя бы, установи они её блокаду, отрежь её и царя от остальной страны, и ещё очень большой вопрос, приобрело бы тогда «простонародное» партизанское движение тот размах, который приобрело в действительности). В 1912 году царское правительство с большим размахом отпраздновало вековой юбилей Войны 12-го года; в следующем, 1913-ом, оно могло бы отпраздновать шестидесятилетний юбилей начала Крымской войны, в ходе которой русским противостояли англичане, французы и итальянцы (единственные немцы, более-менее непосредственно причастные к этому делу, — которых Россия, вообще говоря, должна бы благодарить, но сейчас не об этом, — ко времени начала войны были изгнаны с немецкой земли и осели в Великобритании)... а частично переиграть её неблагоприятные военно-политические итоги русским удалось благодаря не только сделанным из поражения практическим выводам, но и успехам немецкого оружия, которые к 1871 году вывели Францию из «игры» и отвлекли основное внимание британского империализма на себя. Ко всему этому следует добавить то, что к 1914 году германские империалисты вовсю вкладывались в российскую экономику, — количественно их «вклад» был, разумеется, существенно меньше, чем «вклад» британских и французских империалистов, но если сопоставлять с экономическими возможностями «вкладчиков», то по «самоотдаче» немцы, возможно, даже превосходили французов и англичан.
Я веду вот к чему. В 1941 году русский народ, ставший социалистической нацией, боролся за своё выживание; война против немецко-фашистских захватчиков воспринималась (совершенно обоснованно) большинством русского общества, как священная, — и это отношение в той или иной мере переносилось и на восприятие союзов, которые Советское государство заключало. В 1941 — 1945 годах британские, французские и американские империалисты были для социалистической русской нации однозначно лучше германских, — просто в силу того, что, неважно по каким соображениям, помогали ей в её «войне против немцев» за своё выживание; являясь частью священной войны, этот союз с англичанами, французами и американцами тоже стал в народном восприятии своего рода священным. В 1914 году не было НИЧЕГО подобного.
Удачно вложившись в экономику царской России, британские и французские империалисты купили её участие в мировой войне на своей стороне, — но для Российского государства как субъекта мировой политики не было бы ничего нравственно недопустимого ни в том, чтобы уклониться от участия в не особо-то нужной войне, ни в том, чтобы выйти из войны, ни в том, чтобы разорвать невыгодный союз с «Антантой» и перейти на сторону Германии, — ни в том, даже, чтобы выступить на стороне Германии с самого начала. Все четыре перечисленных варианта были вполне допустимы с точки зрения нравственных установок тогдашней российской «элиты» (имевшей, повторю, вековой опыт выгодного сотрудничества с немцами... и, при этом, опыт нескольких десятилетий противостояния, когда сравнительно мягкого, а когда и весьма жёсткого, с англичанами и французами); тем более они были нравственно допустимы для русских рабочих и крестьян, с классовых точек зрения которых, объективно (царская военная пропаганда, конечно, делала своё дело, но судя по тому, с какой «яростью» русские мужики тогда воевали, — по меньшей мере 2 миллиона сдавшихся в плен на 0,86 миллиона погибших, — не так уж и хорошо она его делала), немецкие империалисты тогда (в отличие, ещё раз повторяю, от 1941 года) были ничем не хуже британских и французских (и даже не сильно хуже «своих», которые и тогда «дома», в России, нередко вели себя, как заправские иностранцы). Единственной частью тогдашнего русского общества, для которой какой-либо «переход на сторону Германии» (хотя бы в виде выхода из войны через заключение сепаратного мира) был совершенно нравственно недопустим, являлись... довольно-таки многочисленные агенты британского влияния; вот с их точки зрения, совпадавшей с точкой зрения британского империализма, Россия была «нравственно обязана» заваливать немцев трупами во имя торжества британских «национальных интересов», выход России из войны являлся «предательством», а агенты германского Генштаба были однозначно хуже агентов Генштаба британского.
И именно на эту точку зрения, — точку зрения британского империализма, — становятся те из нынешних россиян, которые занимаются «ловлей германских агентов» в потоке событий начала прошлого века... совершенно вне зависимости от того, получали ли большевики или какие-либо другие русские революционеры хоть какие-то средства от германского Генштаба, или из этого источника «на русскую революцию» не было выделено вообще ничего. С определённого времени точка зрения британского империализма на русскую революцию и её последствия, по существу в принципе отказывающая Российскому государству в правах исторического субъекта, стала в России главенствующей, — и вот именно это, по-моему, в связи с вопросом о «германском золоте» нуждается в осмыслении.
Комментариев нет:
Отправить комментарий