Кто и как должен заплатить за этот #кризис (очевидное)

Карантин из-за пандемии коронавируса обошелся российскому бизнесу в 3,7 триллиона рублей. Подсчеты сделала аналитическая служба FinExpertiza, исследование есть в распоряжении «Ленты.ру». В апреле по сравнению с мартом 2020 года выручка компаний упала на 21 процент. Среди отраслей серьезнее всего пострадали железнодорожные перевозки — их оборот за месяц сократился сразу на 74 процента, что эквивалентно 8 миллиардам рублей. Гостиничный бизнес столкнулся со снижением выручки на 12 миллиардов рублей, а предприятия в сфере культуры, спорта и развлечений с потерями в размере 18 миллиардов

Подобных данных появляется, по понятным причинам, всё больше, — официальные структуры и «гражданское общество» подсчитывают потери после бедствия, затронувшего всю страну. Бедствие, собственно говоря, ещё не закончилось, — но потери уже очень ощутимы. Россия тут не одинока, нечто похожее происходит по всему миру, — но сейчас не о том.

Какова истинная взаимосвязь пандемии коронавируса и экономического кризиса, — что началось раньше, что на что повлияло и каким было влияние, — это науке пока неизвестно. Зато достоверно известно, что мероприятия по «борьбе с пандемией» предшествовали по времени существенному, видимому для всех обвалу экономических показателей. «Борьба с пандемией» выглядит, как причина обвала, она прикрыла собой глубинные экономические процессы... но это прикрытие случилось не само собой. Оно было исполнено тысячами вполне определённых, — и даже поимённо известных кому надо, — людей... и раз уж они взяли на себя такую работу, то будет вполне логично, что они разделят со всем народом тяжесть мер по преодолению кризиса.

Какими бы ни были настоящие причины того, что происходило в апреле-мае нынешнего года, — заявленной причиной месяца с лишним «нерабочих дней с сохранением заработной платы» было стремление снизить нагрузку на систему здравоохранения. Об этом говорят часто, — но, к сожалению, редко кто вдумывается в социально-экономический смысл говоримого. Этот смысл состоит вот в чём: перед лицом «заразы коронавирусной» система здравоохранения оказалась неэффективной и, более того, в российском случае заведомо неэффективной. Для того, чтобы помочь этой неэффективной системе как-нибудь справиться с возникшей угрозой, — всё остальное общество было вынуждено сработать себе в убыток; при этом, основную тяжесть образовавшегося убытка правительство возложило на мелкую и среднюю буржуазию, — владельцы крупных, «стратегических» предприятий либо смогли продолжить получать прибыли, поскольку их предприятия продолжали работать, либо получили из государственного бюджета солидную помощь (поскольку их остановившиеся предприятия были признаны «стратегическими»), а вот мелким и средним буржуа пришлось «сохранять заработную плату» из собственных запасов (либо брать кредиты, что означает то же самое, но с растягиванием во времени и, в конечном счёте, ещё большими потерями)... ну, а рабочему классу, как обычно, пришлось платить собственной кровью (чтобы «стратегические» и не очень предприятия в «нерабочие дни», которые не выходные, могли продолжать работать, кому-то приходилось каждый день появляться на рабочих местах, несмотря на «режим самоизоляции»).

Теперь, однако, «нерабочие дни с сохранением заработной платы» закончились; система здравоохранения вроде как научилась более-менее справляться с «коронавирусным вызовом», и даже накопила некоторый жирок. А перед всем остальным обществом теперь стоит задача восстановить порушенное и перейти к устойчивому экономическому росту, — и... системе здравоохранения самое время вернуть должок, о котором сказано выше.

Меры, которые позволят это осуществить, не требуется выдумывать, — они, можно сказать, лежат на поверхности, и даже уже испытаны на практике. Для всей системы здравоохранения, включая (обязательно) структуры Федеральной службы по надзору в сфере защиты прав потребителей и благополучия человека («Роспотребнадзор»), должен быть введён режим повышенной готовности. Финансирование всей этой системы следует существенно урезать, — кризис, однако, время такое, — и, соответственно, ограничить гражданские права работников системы (точно так же, как в период «борьбы с пандемией» ради благополучия системы здравоохранения ограничивались гражданские права «простых людей»).

Каждому работнику системы здравоохранения, — от министра здравоохранения и главы «Роспотребнадзора» до последнего врача, - должна быть установлена заработная плата в объёме минимального размера оплаты труда (то есть, прожиточного минимума), с возможностью сокращения её до величины минимального пособия по безработице в случае, если экономическая ситуация потребует радикального снижения расходов. Поскольку введение таких условий оплаты труда может привести к понятному желанию некоторых несознательных медицинских работников найти себе работу вне системы здравоохранения, — самовольный уход медиков с работы должен быть запрещён (это можно обозначить, как режим гарантированной занятости), и медикам следует воспретить удаляться от места работы далее, чем на 300 метров (на время действия режима повышенной готовности рабочие места работников системы здравоохранения становятся их домом; в случаях, когда постоянная самоизоляция на рабочем месте невозможна, для медиков возводится жильё на территориях больничных городков; исключения должны быть сделаны для тех медицинских работников, которые в период «борьбы с пандемией коронавируса» громко и чётко выражали несогласие с принимаемыми начальством мерами или сомнение в их целесообразности). Далее, работников системы здравоохранения следует обязать употреблять для питания только здоровую пищу, — она будет в обязательном порядке поставляться в столовые больниц и других учреждений системы здравоохранения, но медикам, естественно, придётся оплачивать свою еду (иначе бюджеты треснут, и вообще... даровыми здоровыми продуктами могут начать спекулировать), — и соблюдать правильный режим труда и отдыха (подъём, завтрак, обед, ужин, отход ко сну по графику... в общем, режим самосохранения работы). Кроме того, представляется целесообразным создать условия для социального разобщения работников системы здравоохранения: создание профсоюзов и других подобных объединений не допускается, всякое общение между медицинскими работниками строго регламентируется (контроль — через видеокамеры; возможно ужесточение до введения электронных пропусков на участие в мероприятиях, предполагающих какое-либо общение), становится обязательным постоянное ношение масок и иных средств индивидуальной защиты (при строжайшем соблюдении всех связанных с этим норм и правил)... которые, естественно, продаются медицинским работникам за полцены. Поскольку, наконец, система здравоохранения не является «замкнутой», — то, естественно, будет необходимо и ужесточить ответственность медицинских работников за некачественное исполнение своих обязанностей; за намеренное убийство пациента или причинение тяжкого вреда здоровью — пожизненное заключение (без возможности помилования), за грубое или нетактичное обращение во время приёма — публичная порка в присутствии оскорблённого пациента и родственников подвергаемого наказанию (но штрафов не будет). Для случая, если наказывать придётся слишком большое число работников, должна быть предусмотрена возможность принудительной мобилизации лиц, имеющих медицинское образование, с распространением режима повышенной готовности на всех мобилизованных.

Может возникнуть логичный вопрос, до каких же пор следует сохранять режим повышенной готовности для системы здравоохранения. Точного ответа у меня, разумеется, нет, но опыт борьбы с пандемией коронавируса позволяет предположить, что этот режим должен сохраняться вплоть до достижения устойчивых показателей экономического роста.