В нынешнем году, богатом на юбилеи (время такое), почти незамеченными, — во всяком случае, у нас, в России, про Польшу и Украину я не знаю, — прошли столетние годовщины событий 1920-го. Поводов было достаточно и для того, чтобы поплакать, и, как ни странно, для того, чтобы немножко порадоваться, — но, по вполне понятным причинам, всё это как-то прошло мимо.
О ходе тогдашних боевых действий говорить не буду ничего, — вопрос разбирали многие и много, нетрудно ознакомиться с точкой зрения и непосредственных участников, и исследователей с обеих сторон... всё записано, издано, выложено в Интернет. Порассуждать хотелось бы о другом.
Полагаю, любой, кто внимательно читал работы Маркса и Энгельса, — потом, раздумывая над историческими событиями прошлого века, хоть раз, да задавался вопросом: почему же так получилось с Польшей-то? Как вышло, что народ, подававший в веке позапрошлом столько революционных надежд, — и даже, единственный из всех славянских, отнесённый классиками марксизма к уже проявившим себя революционным нациям, — в прошлом веке оказался не просто не на высоте, но и, по правде сказать, показал просто-таки выдающиеся образцы контрреволюционного поведения.
До нынешнего года мне представлялось, что всё просто, и основная причина тут одна. Поразмыслив, я заключил, что польская нация в 1920 году и несколько раз после проявила контрреволюционность в силу того... что Красную Армию вёл на Варшаву поляк Тухачевский, в тылу у отправившейся в поход на Вислу армии давил контрреволюцию поляк Дзержинский, а на другом краю Советской страны в то же самое время поднимался по служебной лестнице обладавший (как позже выяснилось) громадным полководческим даром поляк Рокоссовский. Короче говоря, с Польшей к 1920 году случилось примерно то же, что в те же годы происходило с Арменией, — когда армянские «гастарбайтеры» на нефтяных промыслах Грозного и Баку становились опорой большевиков и выдвигали из своей среды выдающихся революционных вождей (вроде Шаумяна), а в армянской «глубинке», тем временем, торжествовал мелкобуржуазный национализм, и заканчиваться это торжество стало лишь тогда, когда «гениальная» политика «отцов нации» привела к появлению турецких солдат на подступах к Еревану (но и после установления Советской власти в Армении мелкобуржуазная стихия не успокаивалась ещё довольно долго). Польская революция в лице её наиболее сознательных и боевитых деятелей разъехалась; несколько десятилетий польские революционеры отважно сражались и гибли на фронтах «чужих» революционных войн и восстаний (Гражданская война в США, Парижская Коммуна и так далее), — а в польской «глубинке» освободительное движение, лишённое общения с разъехавшимся революционным активом (случился «отъезд», это важно, не «отдельных героев», а именно всей передовой части народа в целом, потери в количестве дошли до такого уровня, что привели к качественному изменению состояния всего общества), постепенно загнивало, пока, в конце концов, после столь долгожданного обретения Польшей национальной независимости, не утратило революционность окончательно.
«Белорусский кризис», однако, заставил, при изучении его предыстории, обратить более пристальное внимание на Польское восстание 1863 года. В Советском Союзе это восстание и деятельность его вождей было принято оценивать однозначно положительно, — и государственно-пропагандистская машина империи Лукашенко «унаследовала» такое отношение, Сераковский, Потебня и, разумеется, Калиновский в Беларуси, как и в СССР, считаются героями. В общем, такое отношение является правильным, — но следует признать, что в советские годы деятельность этих революционеров рассматривалась довольно-таки предвзято, на их ошибки и преступления обращали недостаточно внимания... а между тем, и ошибок у них хватало, и преступления, к сожалению, были. Даже в Большой Советской Энциклопедии отмечалось: «в Белоруссии, кроме Гродненщины, и на Украине оно не получило поддержки народа, с недоверием относившегося к руководившим здесь восстанием польским помещикам», — однако и в «коренной» Польше повстанцы не имели широкой поддержки среди крестьянской массы.
Вожди восстания 1863 года, даже принадлежавшие к крайне левому крылу тогдашних «красных», — это были революционеры-разночинцы, с трудом (как и их русские собратья-народники) находившие подход к «большому народу» и склонявшиеся к использованию индивидуального террора, чтобы «подхлестнуть» революционное движение. Если русские народники били по царским чиновникам (хотя иногда и тут «взрывными волнами» накрывало «простых людей»), то польские революционеры, увы, нередко скатывались до целенаправленного террора против «простонародья», не желавшего подниматься вслед за ними на революционную борьбу... не только на землях «Польской Руси», но и в самой Польше. Тут ещё стоит отметить, что восстание 1863 года было настолько «неправильным», насколько вообще может быть «неправильным» революционное восстание: оно началось НЕ со стихийной вспышки возмущения угнетённых масс и НЕ по сознательному решению революционеров, сделавших вывод, что для восстания сложились подходящие условия, — по сути дела, время начала восстания определили царские чиновники, устроившие в Польше целевой рекрутский набор, под который должны были попасть наиболее «опасные» представители польской молодёжи (то есть, списки недовольных у царских чиновников тоже были, и достаточно точные)... чем-то это напоминает некоторые нынешние события, не правда ли?
Есть подозрение, что именно ошибки и преступления деятелей восстания 1863 года, — наряду с революционной эмиграцией, — сильно поспособствовали торжеству в польском обществе контрреволюционных настроений. Вполне возможно, именно неумелый, имевший неправильное направление, чрезвычайно несвоевременный «красный террор» 1863 года окончательно оттолкнул массу польского «простонародья» от радикального, революционно-социалистического крыла освободительного движения... тем самым, в конечном итоге, создав простор для «умеренных социалистов» вроде Пилсудского.
Комментариев нет:
Отправить комментарий