Сегодня, по случаю Дня освобождения Китай-города от польских оккупантов, мне хотелось бы ещё немножко поговорить о том, чем национальное воспитание русских в «постсоветское» время отличается от национального воспитания других наций «постсоветского пространства», — и о том, для чего создание этого существенного различия понадобилось тем, кто процессы национального воспитания на «постсоветском пространстве» организовывал.
Прежде всего — о «героях», с которых «постсоветским» поколениям предлагалось брать пример. Кулаки-мироеды и контрреволюционные эмигранты почитаются, конечно же, не только в России. В ельцинско-путинском государстве ставили памятники, например, кронштадтским и тамбовским мятежникам, — а в той же Украине сложился государственный «культ» бандеровцев, в Прибалтике почитают «лесных братьев» и так далее. Но есть качественное различие: в Украине, Прибалтике и других государствах, где были предпосылки для создания соответствующих «культов», — кулаков-мятежников чтят, как повстанцев, боровшихся за «национальное освобождение» (от «Империи»), за «общее дело». А в ельцинско-путинской пропаганде кулаки-мятежники предстают... «невинными жертвами», которых «дурацкая» политика Советского государства вынуждала (!) браться за оружие; как просто сильные и успешные (в целом) люди, которым в определённое время «не повезло». То же и с контрреволюционной эмиграцией: в Украине и Прибалтике чтят тех эмигрантов и деятелей диаспоры, которые, живя за рубежом, боролись за «освобождение от России», содействовали местному «национально-освободительному движению», — а в «Постсоветской России» образцовыми «героями-эмигрантами» стали... Зворыкин, Сикорский и подобные им деятели, которые, «сбежав от большевиков», сделали на «Западе» успешные личные карьеры, стали «настоящими американцами», «настоящими англичанами» и так далее. В общем, у других «постсоветских наций» в качестве «антисоветских героев» почитаются повстанцы, боровшиеся за «национальное освобождение», — а «постсоветские» поколения русских воспитывались на отрицании восстания как такового, революционной борьбы как таковой, а в конечном счёте даже всякого общего дела, как такового.
Впрочем, национальное воспитанием русских в «постсоветские» времена предполагало, по итогам процесса, появление не только согласных, но и несогласных. Ельцинско-путинское государство воспитывало не только своих добропорядочных граждан, — но и оппозицию себе, существование которой изначально предполагалось и у которой должны были быть строго определённые установки, как бы противоречащие государственному курсу, а на деле удобные для новоявленных «хозяев России». Сверху в «постсоветской» России с самых первых дней её существования и по нынешнюю пору подавляется русский национализм (широко известны слова «национального лидера»: «Тот, кто говорит: «Россия — для русских», — знаете, трудно удержаться, чтобы не давать характеристики этим людям, — это либо непорядочные люди, которые не понимают, что говорят, и тогда они просто придурки, либо провокаторы, потому что Россия — многонациональная страна»), до определённого времени (примерно до середины 2000-ых) был не в моде и «державный патриотизм», Россия изображалась буржуазными пропагандистами «вечно отсталой» и отягощённой «тоталитарным имперским наследием», — но изначально предполагалось, что давлению «сверху» не поддастся значительная часть россиян. И им, этим несогласным, через ручную «патриотическую оппозицию» (с годами всё в большей мере переходившую на государственное финансирование), предлагалась «противоположная» установка: Россия превыше всего, Россия всегда права, Россия самобытна и совершенно самодостаточна. Подавление «сверху» русского национализма (а отчасти и российского патриотизма, который долгое время провозглашался «прибежищем негодяев») должно было вызвать «внизу» распространение «квасного патриотизма» и тем самым исключить национальную самокритику. «Верхи» навязывали «низам» представление о том, что чуть ли не вся русская история была чередой «преступных ошибок», наиболее «чудовищные» из которых, разумеется, были совершены в советское время; в ответ «низы», недовольная и несогласная их часть, должны были начать и начинали приукрашивать, идеализировать и советское время (всё целиком, вплоть до «Эпохи Горбачева»), и вообще «светлое прошлое»; пресекалось самостоятельное выявление и обсуждение «низами» действительных ошибок (и преступлений, которые тоже были), совершавшихся в прошлом.
Между тем, революционная борьба невозможна без самокритики; сильной стороной русского народа, сделавшей его в прошлом веке на некоторое время наиболее революционной из всех наций мира, исторически как раз и является выдающаяся способность признавать свои ошибки и со всей решительностью, доходящей даже до само-отрицания, браться за их исправление, способность даже радоваться собственным поражениям на неправильном пути. Без решительной национальной самокритики не были бы возможны ни Октябрьская революция, ни Петровские преобразования... да и то самое национально-освободительное движение, в честь которого установлен сегодняшний праздник, ни с того ли началось, что русские люди, в условиях обвала собственной государственности, ужаснулись сами себе?
Комментариев нет:
Отправить комментарий