Спокойствие Жанаозена

 Полагаю, Вам, товарищ Читатель, не нужно объяснять, почему о событиях в Казахстане я пишу с большой задержкой, — даже сегодня разговор будет не о событиях последней недели, а о том, что происходило в начале года. В казахстанском «раскладе» я не особо-то разбираюсь, данные о происходящем там приходится черпать из российских источников (которыми, в основном, так или иначе владеет буржуазное государство, — или открыто, если речь идёт об официозе, или неформально, если говорить о некоторых «оппозиционных» ресурсах), — а тут ещё и сами события стали развиваться так, что не сразу можно было разобраться, что к чему (даже если бы источников данных было больше, и они были бы надёжнее). Кукарекать же не хочется, — умельцев делать это в любое время суток (вне зависимости от того, далёк или близок рассветный час) в России и без меня... хватает с избытком.

Прежде всего — о том вопросе, который является самым важным лично для меня: об участии рабочего класса в событиях. Тут точных данных совсем мало, — но, благодаря замечательному Интернет-ресурсу «Забастком», кое-что известно, и этого даже достаточно для более-менее надёжных выводов. В первые дни января этого года забастовки, — в ходе которых стали выдвигаться не только экономические, но и политические требования, — возникли на ряде предприятий Западного Казахстана (это важно). Здесь поднялись на борьбу нефтяники с крупных месторождений Каламкас и Тенгиз, их поддержали рабочие «Мангистаумунайгаза», к народным выступлениям присоединились водители и кондукторы «Каспий автопарка».

Происходи дело в России — можно было бы говорить о небывалом всплеске политической активности пролетариата... но дело происходило не в России. Для Казахстана же, — особенно для Мангистауской области, в которой располагается знаменитый Жанаозен (в этом году выступления недовольного «простонародья» тоже начались именно там), — обычным делом являются куда более многолюдные и решительные выступления местных рабочих. Тут же с самого начала от «работодателей» пошли отчёты для буржуазных СМИ: «Некоторое количество работников субподрядных организаций собрались на Тенгизском месторождении для выражения поддержки мирным митингам (...) Производственная деятельность ТШО продолжается в штатном режиме», «Производственный процесс продолжается в штатном режиме», «пока это не сказалось на производительности предприятия»... «К забастовке в казахстанском городе Актау присоединились водители и кондукторы одного из местных автопарков», — значит, остальные водители и кондукторы «объятого огнём» Актау продолжали более-менее спокойно работать.

К слову, особого «огня» именно в Мангистауской области как раз и не было. 5 января казахский «национальный лидер» Токаев там, за компанию с Алма-Атой, ввёл чрезвычайное положение, митинги и забастовки формально были запрещены... на чём, собственно, всё и закончилось. Ещё 4 января с митингующими в Актау встретились члены казахского правительства, пообещали выполнить все требования и попросили разойтись; «простонародье» ответило дружным отказом. Митинги продолжаются до 8 января, когда большинство собравшихся всё-таки приняло решение расходиться; несколько десятков человек решение большинства не поддержали, — их схватили казахские полицаи, действуя сравнительно мягко. Тогда же, 8 января, — получив от местного буржуазного начальства обещание, что преследовать никого не будут, — решило разойтись с площади и большинство недовольных в Жанаозене. Никаких намёков на «антитеррористическую операцию» в Мангистауской области не было, — последняя антитеррористическая операция там была проведена в марте прошлого года. В общем и целом, местные трудящиеся в начале этого года действовали довольно жёстко (перекрывали дороги, устроили палаточный городок), — но сугубо мирно; на «обострение» они не шли, — и, складывается такое ощущение, не были готовы к нему.

Правда, есть и другое мнение. 5-7 января по российским (преимущественно зависимым от правительства) Интернет-ресурсам разошлись сообщения о том, что жители Актау разоружили привезённых на главную городскую площадь солдат и поставили на колени местных полицаев, — сопровождавшиеся, разумеется, визгом о «Жутком Казахском Майдане». К этим сообщениям прилагались «подтверждающие» видеозаписи, — но где, когда и при каких обстоятельствах они были сняты, неизвестно до сих пор. Особого насилия против «стражей порядка» нет и на этих записях, — «силовиков» даже толком не бьют (для сравнения, в Алма-Ате как раз в это время кто-то штурмовал административные здания и шли вполне себе настоящие уличные бои, со стрельбой и убитыми с обеих сторон).

Вне границ Мангистауской области в Казахстане за первую неделю этого года было отмечено всего одно выступление пролетариата: рабочие предприятий корпорации «Казахмыс» в Балхаше и Жезказгане (Карагандинская область) потребовали двукратного повышения зарплат, — и заявили о поддержке жанаозенцев. Основной вопрос, связанный с остальными событиями развернувшегося в начале этого года «Казахстанского кризиса», состоит в следующем: связаны ли они с событиями в Мангистауской области чем-либо, кроме общих вывесок (заявления о «солидарности с Жанаозеном» могут быть просто вывеской, и ещё неизвестно, что за ней скрывается).

Почву для сомнений в том, что такая связь есть, даёт хотя бы то, что в Жанаозене и Алма-Ате (которая стала по-настоящему «горячей точкой», где шли боевые действия) живут... очень разные казахи. Жанаозен и Актау — «вотчина» казахов рода адай, относящегося к так называемому Младшему жузу; в то же время, Алма-Ата и вся юго-восточная часть территории Казахстана заселены представителями так называемого Старшего жуза (один из родов которого, шапрашты, до самого последнего времени доминировал в казахской политике). Являясь пережитком ещё до-буржуазных времён, родовые отношения, тем не менее, имели немалое значение даже в Советском Казахстане, — а в «постсоветские» времена они стали влиять на общественную жизнь казахов ещё сильнее.

Тут, правда, нужно сделать небольшое отступление и отметить, что вообще-то в «постсоветские» времена в Казахстане происходили события, нетипичные для остального «постсоветского» пространства (в особенности для европейской его части). Если в европейской части «бывшего СССР» и Закавказье (то же самое, только чуть медленнее, происходило в Таджикистане, Узбекистане и Киргизии) один за другим закрывались «лишние» заводы, численность рабочего класса сокращалась, а на смену «сложным» производствам приходила «отверточная сборка», — то в Казахстане, наряду с этим, происходила и буржуазная индустриализация. При этом, — в отличие от Беларуси, где была сделана ставка на, насколько возможно, сохранение советских мощностей, то есть сохранение зависимости от «Московского хозяйственного Центра» с попыткой затем обернуть эту зависимость (сделать «Москву» зависимой от «Минска»), используя различные политические (внеэкономические) механизмы, — в Казахстане уничтожение советских производственных мощностей «как везде» сопровождалось созданием новых, несоветских.

Отступление внутри отступления: найти примеры исключений из правила, о котором я сейчас скажу, будет очень нетрудно, — но в общем и целом буржуазная «постсоветская» индустриализация являлась... индустриализацией казахской нации. В советское время (опять же, в общем и целом) казахам было позволено заниматься, в основном, сельским хозяйством и развитием национальной культуры; кто хотел пойти работать на завод, тот, конечно, шёл, никаких препятствий для этого не было, но и особого побуждения к этому в Казахстане тоже не было, — советскую индустриализацию «тянули на себе», преимущественно, русские и украинцы. К 1989 году казахи составляли 39,69% населения Казахстана, а русские, украинцы и белорусы, вместе — 44,37%, отдельно русские — 37,82%; с 1939 по 1979 годы включительно советские переписи и вовсе показывали, что русские составляют относительное большинство населения Казахстана (например, в 1959 году они составляли 42,69% местного населения, а казахи — всего 30,02%)... а что касается населения городов, то ещё в 1999 году, после почти десятилетия «национального строительства», русские составляли относительное большинство населения Алма-Аты; в середине XX века русские преобладали даже в Чимкенте, а в Караганде их и сейчас порядка 40% (о Семипалатинске, переименованном в Семей, Актюбинске, переименованном в Актобе, Павлодаре, Петропавловске, Усть-Каменогорске и других городах, основанных русским поселенцами, нечего и говорить). Кстати, в Мангистауской (Мангышлакской) области в 1989 году русских было 32,13% от всех жителей, — на местных нефтяных промыслах тоже работали, главным образом, именно они.

«Постсоветская» де-индустриализация в Казахстане коснулась, главным образом, как раз местного русского населения, — были уничтожены многие крупные промышленные предприятия (Кокчетавский приборостроительный завод, Целиноградсельмаш и другие), ориентированные на «Москву» (имеется в виду не город, а хозяйственный центр). Вместо них открылись новые (а сохранившиеся старые были модернизированы) предприятия сопоставимого качества (не только «отверточная сборка»), но ориентированные уже на «Мировой рынок». Работать на них призваны были, в основном, казахи, — и поэтому, в частности, в Москве и других крупных российских городах Вы, товарищ Читатель, даже сейчас без особого труда найдёте целые общины тружеников-мигрантов из Таджикистана, Узбекистана и Киргизии... а вот казахских «гастарбайтеров» если где вдруг и обнаружите, то одного-двух, в личном качестве. Для казахов достаточно рабочих мест в Казахстане, — а в Москве куда легче найти «предпринимателя»-казаха, чем казахского «гастарбайтера» (скорее всего, к слову, и казахский «предприниматель», и казахский «гастарбайтер», если отыщется, будут говорить на русском без акцента).

Объективно «национальная индустриализация» способствовала слому родовых отношений и могла бы создать почву для возникновения в Казахстане буржуазно-демократического порядка (раз уж требуются местные рабочие, то им можно бы дать и некоторые права), — но... субъективно её организаторы сделали решительно всё, что от них зависело, чтобы «традиционные отношения» сохранились и продолжали опутывать казахское «простонародье». За дело развития казахстанской промышленности взялся не местный, а иностранный капитал, — прежде всего американский, западноевропейский и китайский («дорогим россиянам» здесь тоже нашлось место, но именно как партнёрам). Государственный порядок, который установился на земле Казахстана для охраны интересов иностранных инвесторов, был (и есть) если и не чисто фашистским, то очень близким к тому (учитывая фактор рода шапрашты, у него наличествовала даже некоторая массовая опора).

Я всё это к чему... казахи Старшего и Младшего жузов, шапраштинцы и адаевцы могут, конечно, выступить единым фронтом, — но именно в современных условиях такое развитие событий почти невозможно (особенно если речь идёт о вопросах внутренней повестки). Отношения между жузами сложны, между родами (как разных жузов, так и внутри одного жуза) до крайности запутаны, — и для того, чтобы сделать вывод, что выступления недовольного «простонародья» в Мангистауской области и события в Алма-Ате являлись составными частями единого («общенационального») народного движения, что в них участвовали (с классовой точки зрения) одни и те же люди, что родовое в данном случае не имело существенного значения, нужны точные и определённые, исключающие какое-либо иное толкование, доказательства. Пока их нет, — придётся считать, что в Жанаозене происходило нечто одно, а в Алма-Ате — нечто совсем другое. 

При этом не исключено, что некоторая часть выходивших на улицы Алма-Аты и других городов восточной (и юго-восточной, и северо-восточной) части Казахстана, — возможно, значительная, и может быть даже составлявшая арифметическое большинство вышедших на улицы, — вполне искренне хотела «поддержать Жанаозен» или самостоятельно выразить недовольство порядком, сложившимся в Казахстане. Как уже говорилось, казахское общество в последние тридцать лет развивалось по восходящей (насколько это вообще возможно в контрреволюционных «постсоветских» условиях). Развивался национальный пролетариат, рядом с ним, естественно, возник и тоже кое-как развился местный «средний класс»; это оказало некоторое ломающее влияние на «традиционные отношения», — для многих современных «простых» казахов, особенно молодых, родовые связи имеют меньшее значение, чем для местной «элиты». От всего этого, однако, придётся отвлечься, — потому что, судя по всему, лицо и суть событий в Алма-Ате определяли не «простые недовольные люди» (даже если, повторюсь, они и составляли большинство вышедших на улицы, то это большинство было неорганизованным; а рядом с ним, между тем, действовало высокоорганизованное меньшинство, имевшее собственные цели).

О том, что именно происходило в Алма-Ате (и юго-восточной части Казахстана в целом), — в другой раз; пока же считаю нужным закончить разбираться с событиями на юго-западе.

В первом выпуске официозной «Российской газеты» за этот год обнародована важная статья о «Казахстанском кризисе»; Вам, товарищ Читатель, я бы советовал прочесть её полностью, — хотя бы ради того, чтобы понимать, как ориентировали путинских вояк, отправленных в Казахстан (военнослужащие «Российскую газету» читают в добровольно-обязательном порядке... и, что-то мне подсказывает, с несколько большим интересом, чем собственно армейский официоз). Здесь привожу то, что касается именно событий в Западном Казахстане: 

«Жители города Жанаозен, а потом и Актау вышли на центральные площади протестовать против двукратного повышения цен на автомобильный газ 2 января, поскольку новые законы и правила в постсоветских странах традиционно вступают в действие в начале квартала. Но предпосылки для массового возмущения были заметны за полгода, ведь последняя волна забастовок на предприятиях нефтегазовой отрасли прокатилась в июле - августе. Тогда рабочие, получавшие не больше 320 долларов в среднем и переплачивавшие за привозимые в их далекую местность продукты, были возмущены политикой "оптимизации" производства со стороны хозяев бизнеса, приведшей к массовым сокращениям и снижению зарплат. К этим забастовкам примкнули почти все занятые - от транспортников и геологов, до охранников месторождений, дворников и работников соцкультбыта. Здесь нельзя не заметить, что хотя контрольным пакетом казахстанских недр владеют иностранцы - в первую очередь США и Великобритания на основании концессионных договоров, оперативное управление осуществляют местные менеджеры, то есть хозяева и бастующие говорили на одном языке. Летние забастовки, охватившие запад страны, на какой-то момент приобрели почти общенациональный характер: в июле отказались спускаться под землю метростроители Алма-Аты, там же бастовали медики "скорой помощи", а на востоке, в Семипалатинске, водители коммунального транспорта - все требовали повышения зарплат. Иными словами, почва для недовольства у населения была, и сегодня остается лишь ждать официальной оценки, чем было продиктовано решение уже отставленного правительства о повышении стоимости топлива - глупостью или намеренной провокацией. Но эффект получился кумулятивный: из-за праздничного стола на митинги поднялись десятки тысяч человек»

Итак, «последняя волна забастовок на предприятиях нефтегазовой отрасли прокатилась в июле - августе» и «забастовки, охватившие запад страны, на какой-то момент приобрели почти общенациональный характер». Язык слегка корявый (раз «приобрели общенациональный характер», то, понятное дело, охватывали уже отнюдь не только запад), но общий смысл понятен: летом прошлого года стачечное движение в Казахстане вышло на пик. Далее пошёл постепенный спад; в начале декабря, — последний всплеск, — начинается забастовка на месторождении Каламкас, грозившая стать всеобщей... но, в итоге, дальше протестного собрания дело не пошло, после переговоров с начальством рабочие решили приступить к своим непосредственным трудовым обязанностям.

Что же касается событий января этого года, то пролетарии принимали в них некоторое участие; Мангистауская область в целом представляет собой, в настоящее время, рабочий район, всё население здесь находится под сильным моральным влиянием рабочего класса, поэтому многие участники событий здесь действовали по-рабочему (так сказать, равняясь на рабочих); однако влияние собственно пролетариата именно на январские события не было ни определяющим, ни даже сколько-то значительным. Потому-то Курманов, сопредседатель троцкистского «Социалистического движения Казахстана» (последние годы живущий в России, но имеющий связи в Казахстане вообще и в Жанаозене, в частности), в первые дни года честно писал: «Местных жителей и рабочих возмутило то, что повышение цен на газ произошло в регионе, где он и добывается», «В Мангистауской области третий день идут массовые митинги, где рабочие и местные жители требуют снижения цен на газ, повышения заработной платы и улучшения условий труда (...) Причём, в Уральске вышли поддержать рабочие и местные активисты в ночь с 3 на 4 января (...) рабочие нефтяники и жители вышли поддержать своих братьев (...) рабочие и жители полностью заблокировали аэропорт в областном центре», — то есть, некоторые рабочие влились в движение местных жителей, не будучи его ведущей силой и даже не применяя поначалу собственно рабочих способов борьбы (Курманов угрожал: «Если сейчас начнутся массовые репрессии, то безусловно все месторождения в Мангистауской области и в соседних полностью встанут, так как будет объявлена всеобщая забастовка», — но цена этой угрозы невелика; до остановки производства, насколько известно, в итоге не дошло вообще нигде). Потом, (5 января, когда началась «война» в Алма-Ате и внешним наблюдателям могло показаться, что «пролетарская революция близка») казахские социалисты сорвались: «В результате уже 3 января вся Мангистауская область была охвачена всеобщей забастовкой, которая перекинулась уже на соседнюю Атыраускую область. Примечательно, что уже 4 января забастовали нефтяники компании Тенгизшевройл, где участие американских компаний достигает 75 процентов. Именно там в декабре прошлого года было уволено 40 тысяч рабочих и планировалась новая череда сокращений. Их в последующем в течение дня поддержали уже нефтяники Актюбинской и Западно-Казахстанской и Кызылординской областей. Более того, вечером того же дня начались забастовки шахтеров компании «АрмелорМиттал Темиртау» в Карагандинской области и медеплавильщиков и горняков из корпорации «Казахмыс», что уже можно расценить как всеобщую забастовку уже во всей добывающей промышленности страны», — но этот срыв не заслуживает внимания. Рабочие Жанаозена, даже десять лет назад не проявлявшие особой решительности (даже тогда, в 2011 году, они не были готовы к боевым действиям; этим и воспользовалось буржуазное начальство, устроив в декабре того года провокацию, закончившуюся расстрелом), к началу этого года, видимо, просто устали, — что и сделало всё движение в Мангистауской области сравнительно спокойным и мирным.